Короли Вероны - Дэвид Бликст

Все Алагьери обернулись. Гаргано Монтекки все еще сидел на скамье. Вид у него был смертельно усталый.

— Я понимаю, что вы имеете в виду, синьор Алагьери. Я понимаю также, что местом возрождения старой вражды станет место ее же гибели — то есть Арена. Разве не символично, что и вы, синьор Алагьери, снова здесь и сможете в своих трудах рассказать потомкам о предательском безрассудстве Монтекки и Капуллетти? — Гаргано поднялся. — Но сын ваш прав. Звезды определяют нашу судьбу, однако человек вправе по-своему понять предзнаменование. Кажется, вы об этом говорили. Мой сын выбрал свою дорогу — а значит, должен идти по ней. Мне остается только горевать. — Не зная, что еще сказать, Гаргано опустил ладонь на рукоять меча Пьетро. — Да пребудет с тобою Господь. — И с этими словами синьор Монтекки удалился.

Повисло напряженное молчание. Явился лакей, отвесил Пьетро поклон и сообщил, что послан Скалигером, чтобы помочь сиру Алагьери экипироваться. Пьетро взглянул на отца.

— Я должен идти. Присмотрите за Меркурио, отец.

Данте велел Джакопо помочь брату. Когда юноши в сопровождении лакея удалились, Антония стиснула локоть отца.

— Неужели это все? Что еще мы можем сделать?

— Мы можем молиться, милая Беатриче. Молиться — прочее в руках Господних.

И они ушли. В зале остались только двое. Игнаццио да Палермо и Теодоро Кадисский обсуждали слова Данте.

— Нужно составить гороскоп этого выдающегося молодого человека. Жизнь его в опасности.

— Составление гороскопа займет много времени. Сегодня на Арене гороскоп ему не поможет.

— Но вы согласны?

— Да. И все же кое-что лучше не открывать раньше времени. Единственное, что мы можем для него сегодня сделать, это присутствовать при дуэли.

И они направились к Арене.

До заката оставалось не более получаса. Пьетро Алагьери ехал на свою первую — и, возможно, последнюю — дуэль.

Народу собралось даже больше, чем перед Палио. Весть о предстоящей дуэли непостижимым образом за час облетела весь город. Веронцы валом повалили на Арену. Развлечение предстояло хоть куда — тут вам и дела любовные, и политика, и личные счеты, и родовая вражда. Вдобавок противники накануне участвовали в скачках. Да еще раньше, в битве под Виченцей, Алагьери взял падуанца в плен.

Пьетро проехал через главные ворота, с западной стороны. У губ его клубился пар. На Пьетро были новые доспехи, что он получил к церемонии посвящения в рыцари. Юноша учел опыт, приобретенный на скачках, и оделся с таким расчетом, чтобы не взмокнуть во время поединка. Единственной теплой вещью на нем был плащ, который Пьетро намеревался сбросить перед боем.

Он ехал на боевом коне устрашающего вида. Конюх Скалигера не знал, как зовут чудовище, а у Пьетро не было времени, чтобы придумать ему кличку. Впрочем, значения это не имело. Потребовалось бы несколько недель, чтобы конь привык к новому имени. Пьетро было о чем подумать и без лошадиных кличек.

В соответствии с рыцарским кодексом безымянного коня вела под уздцы женщина. От нее же Пьетро следовало получить подарок, талисман для боя. На эту роль со скрипом согласилась Антония.

— Не так я себе представляла воссоединение семьи, — заметила девушка.

— Зато теперь надолго его запомнишь, — буркнул Пьетро.

— Имей в виду, если проиграешь, я плакать не буду.

— Просто обещай, что не станешь смеяться, если я окажусь в дураках.

— Тебе известно, что для гордецов в аду всегда найдется место?

— Не могу вспомнить, где я об этом читал.

Антония не сдержалась и хихикнула. Сняв с шеи шарф, она вручила его брату. Каждому рыцарю полагается талисман для боя из женских рук. Пьетро предпочел бы перчатку небезызвестной замужней дамы. Мерзавец Каррара наверняка заполучил перчатку Джаноццы.

Поко ехал на Канисе и чуть не лопался от гордости. Пьетро хотелось иметь в распоряжении опытного пажа, Поко же после забега еще еле ковылял. Однако когда он попросился в секунданты, у Пьетро не хватило духу отказать. Увидев, что Антония разматывает шарф, Поко возмутился.

— Империя, это же мой подарок!

— В том-то и дело, — съязвила Антония. — Шарф ужасный. Надеюсь, очень скоро он пропитается кровью Каррары, и тогда мне больше не придется его носить.

Поко скорчил рожу, Антония не осталась в долгу. Пьетро возвел очи горе.

Над головой Поко развевалось знамя новых Капуллетти, только утром полученное управляющим Людовико. Процессию завершали двое слуг, которые несли гроб для Пьетро — этого требовал обычай. Почти целый час перед дуэлью ушел на поиски плотника, у которого обнаружился бы готовый гроб, и Пьетро мутило от такого времяпрепровождения. Еще больше мутило его от мысли, что за гроб пришлось платить из собственного кармана — отец Антонио не пожелал размениваться по мелочам.

«Забудь про гроб. Думай о дуэли».

Пока Пьетро одевался для боя, к нему не заглянул только ленивый. Первым зашел Баилардино, затем Нико да Лоццо. Смазливый монашек брат Лоренцо явился по поручению епископа, дабы подготовить душу Пьетро к возможной скорой встрече с Господом. Также брат Лоренцо хотел попросить прощения.

— Мне очень жаль, сир, но я ничего не знал! Такая трогательная влюбленная пара! Мне и в голову не могло прийти, что все так обернется. Не следовало их венчать…

— Не стоит беспокоиться, — отвечал Пьетро, гадая, кто же перед кем извиняется.

— Я однажды видел дуэль, еще в… еще дома. Это было ужасно, и я поклялся никогда не участвовать в дуэлях. А теперь сам стал причиной смертоубийства!

— Вы тут ни при чем.

— Да, я не виноват, я только орудие. Его преосвященство велел мне выполнять все желания падуанцев…

— У меня мало времени, — перебил Пьетро.

— Тогда начнем, — сказал Лоренцо. Пьетро исповедался, и монашек со слезою в голосе пообещал за него молиться.

Единственным, кого не пожелал видеть Пьетро, был Марьотто. Заявив, что разговоры в такое время неуместны, Пьетро велел дворецкому отослать Монтекки. Дворецкий вернулся, когда Пьетро надевал ножные латы.

— Сир Монтекки сказал, что сожалеет о том, в какое положение вас поставил, и что понимает, почему вы поступаете так, как поступаете.

— Очень мило с его стороны.

Пьетро вдруг понял, что Мари думает, будто речь идет только о дуэли с да Каррарой, а свадьба ни при чем.

«Что, если Скалигер проигнорировал мою просьбу и мне придется драться с Марьотто? Разве я подниму на него руку? Вряд ли», — сам себе признался Пьетро.

Поко вздумал нацепить на брата все доспехи, до последней бляшки, и Пьетро, хоть и понимал пагубность такого подхода, не возражал. Доспехи защищают, пока ты верхом; стоит оказаться на земле, и неповоротливость в прямом смысле перевешивает все преимущества неуязвимости. Значит, надо постараться не упасть с коня. Ну не забавно ли — еще вчера Пьетро сомневался, что вообще когда-либо наденет подарок Скалигера.