Око Судии - Р. Скотт Бэккер

Все это дым, доносящийся от костров вышних сил.

Она выкрикивала какие-то слова… Не столько молитву, сколько мольбу.

Но Оксвора уже принесся откуда ни возьмись и, уперев плечо в щит, врезался прямо в брюхо чудовищу, так что башраг попятился и опрокинулся навзничь. Туньер хищно крякнул, принялся наседать на него, рубя топором. Но на спину ему прыгнул шранк и вонзил в шею клинок. Великан-охотник закричал и изогнулся, рукоять топора выскользнула у него из рук. Свободной рукой Оксвора ухватил тварь и поднял ее, визжащую и задыхающуюся, на воздух…

И тотчас уронил, пораженный в живот копьем другого шранка. Оксвора, пошатываясь, упал на колени, потом непостижимым образом снова тяжело поднялся на ноги. Кровь выливалась из губ, как вино из бутылки, пропитывая льняную бороду. Глаза у него затуманились, но лицо по-прежнему было искажено яростью. Он схватил копьеносца и заключил в смертоносные объятия, стал падать на него, приобнимая, словно ребенка.

Задыхавшийся шранк переключился на Мимару. Он ухмыльнулся, глядя на ее дрожащий меч, и лицо его собралось в безумную ухмылку, как будто кожа была лишь обернута вокруг скользких костей, а не соединялась с ними. Набедренная повязка скрутилась жгутом, дрожащий от напряжения фаллос выгнулся. В блестящих черных глазках поплыло вожделение.

В теле у Мимары застыла кровь, которую он так жаждал пролить.

И вдруг он рухнул в темноту, как будто кто-то прихлопнул его огромной невидимой дубиной. За бесформенным трупом стоял на коленях Ахкеймион, рот и глаза которого пылали ярким светом.

Она нервно огляделась, почувствовав приближение новых Хор. Мулов охватила паника, суматоха царила среди охотников. Поквас плясал со своей кривой саблей, взрезая визжащую волну шранков. Лорд Косотер напирал, прикрываясь щитом, разил в шеи, морды, туловища. Клирик свалил еще одного башрага, вонзив чудовищу меч точно в глаз.

«Ишрой…» — снова вспомнила она.

— Держаться! — крикнул Киампас. — Держаться!

Копье, которое угодило ему в рот, не прилетело, а словно возникло само по себе, проткнув его голову, как вертел. Киампас упал навзничь, пригвожденный к остальным влажным от крови фигурам, которые Мимара едва замечала краем взбудораженного сознания.

Один из мулов загорелся… Золотой свет разлился по дышащей злобой темноте.

— Мимара!

Ахкеймион ухватил ее за руку, с неожиданной для немолодого человека железной хваткой, и дернул назад. Мимара заметила юного галеотца, который, скорчившись и стиснув зубы, пытался вытащить копье из бедра. На охотников грузно наступал еще один башраг, разбрасывая их по сторонам, как соломенных кукол. Он двинулся на мулов, и в стороны дугой полетели капли крови. Животные беспорядочно бросились врассыпную, как если бы между ними бросили с высоты нечто тяжелое. Мимара увидала Бастиона с рваными ранами на ляжках, он перебирал копытами, пытаясь удержаться под весом навалившейся на него твари. Удар топора пришелся ему по холке. Голова дернулась назад, склонилась к блестящему боку, и он повалился вперед.

— Эту битву мы проиграли! — выкрикнул старый волшебник. Его борода была забрызгана капельками крови, маленькими рубинами, запутавшимися в грубых силках. Только сейчас Мимара заметила, что над головой у них нездешним сиянием переливался изгиб охранного заклинания.

— В линию! — надрывался Сарл. Да осталась ли она еще, эта линия?

Шранки бросались на радужные заслоны, бились о них. Дымились щиты, вздувалась волдырями кожа, клинки выбивали искры. Мимара схватилась за руку старого волшебника. Это был не испуг, не ужас — какое-то безвольное оцепенение. Истощавшие. Безволосые. В потертых кожах, скрепленных железными кольцами. Они — сам голод. Они — сам ужас. Существа, которых ненависть в людях превращала в безудержную злобу.

Мимара услышала, как в груди волшебника звучит колдовская инвокация — как зарождались слова. С его ладоней сорвались пламенеющие лучи, ударили вдоль Стены Эмвама, сомкнулись ножницами, повинуясь движениям его рук.

Яркий свет глубоко прорезал тьму. Шранки метались, вопили и горели.

А потом один из них просто взял и шагнул через пелену защитного заклинания, размахивая ржавым мечом. Всего несколько коротких мгновений прибывали Хоры, маленькие, уходящие в бездну пробоины в пространстве, Мимара уже и забыла о них. Она успела поднять Бельчонка. От удара онемела рука. Бешеная тварь завыла, толкнула Ахкеймиона свободной рукой — в которой была зажата «безделушка»…

Волшебник упал на спину, скатившись с ослабшей руки Мимары. Шранк занес меч над головой…

Ее меч и движение руки превратились в единое целое. Острие угодило мерзкому существу прямо в горло. Шранк резко замолк, его когтистые пальцы метнулись к шее. Хора полетела на пол.

Как шранк, дергаясь, упал за исчезающую завесу заклинания, она не видела.

Хора. Слеза Бога. «Безделушка»…

Глазам мучительно больно даже взглянуть на нее, видеть разом и простой железный шарик, липкий от шранкской крови, и туннель в неведомое. Мимара схватила ее, Мимара, на которую еще не легло проклятие, прижала Хору к груди. Желудок, как винный бурдюк, сжимало тошнотой. Ко рту неожиданно подступила рвота.

Что-то ударило Мимару, и она зажмурилась и вдруг оказалась на четвереньках. Она кашляла, ее рвало. Темнота закружилась, пытаясь, как жидкость, отыскать в потоке света трещинки, чтобы просочиться в них. И тогда Мимара с неотвратимой отчетливостью поняла… Человек отказывается признавать собственную смерть. Она приходит неминуемо и безоговорочно.

Как незваный чужеземец.

Ахкеймион поморщился от острого жжения — единственное, что он чувствовал. Слезы, кровь, пот — не важно. Он понимал, что лежит, распластавшись на полу, и затылок у него покоится на завитке резного изображения на Стене Эмвама. Он знал, что жизнь его окончена. Знал, но это знание существовало в виде фантазий и грез. То, что было материальным, стало отстраненным и призрачным. Мир утратил болезненную остроту, и реальность распалась на абстракции.

Все вокруг было вылизано грязным светом факелов. Его ноги, неподвижные, как эта гора, сгорбившаяся фигура девушки, смертоносная поверхность пола. А дальше…

Взгляд взбирался вверх, в черноту.

— Сейу! Келла! Черт!

Глаза пугаются вида крови. Кружится голова. Сердце бьется на грани вечности. Обрывки кошмарных воспоминаний.

— Клирика видела? Ты его видела?

— Келла милостливый, да подними же ты ее!

— Давайте, мальчики. Живо, живо.

— Что у него с лицом?

— Это просто соль. От слез Го…

— Кончай вопросы! Топай давай!

Тени перешептываются. Боль втыкает ей в голову первую из множества своих иголок. Какие-то руки поднимают ее, как корзину, и прижимают к одетой в кольчугу груди. Сквозь слезы и свет факелов лицо того, кто ее несет, становится золотым, залитым водой. Но Мимара узнает запах: мирра, пробивающаяся через тяжелый дух требухи…