Море изобилия. Тетралогия - Юкио Мисима

тонкими руками, высовывавшимися из белой с черными вкраплениями полотняной формы для тренировок, по очереди очертя голову бросались на Исао. Серьезные детские глаза под маской напоминали сверкающие, летевшие в него один за другим камни. Исао принимал удары их бамбуковых мечей, в зависимости от роста соперника наклоняясь или оставляя пространство между ним и собой, он словно продирался сквозь заросли, непрерывно увертываясь от хлещущих его молодых веток. Молодое тело приятно горело, боевые крики детей прогнали вялость, вызванную хмурым дождливым утром.

Когда после тренировки Исао утирал пот, с ним заговорил наблюдавший тренировку пожилой сыщик Цубои:

— Глядя сейчас на ваши занятия, я хорошо понял, что тренировки с детьми должны быть очень серьезными. Это же просто великолепно. И заключительный поклон — воздаяние богу, когда старший из детей подал команду «Поо-клон»: в этом не по возрасту полном напряжения боя голосе сразу почувствовались плоды вашего воспитания. Да, просто великолепно.

У Цубои был второй дан, но в кэндо он был слабоват, дальше плеч сила не шла, Исао иногда фехтовал с полицейскими из участка, и тогда Цубои с радостью учился приемам у юноши, который был на тридцать пять лет его моложе. Болтливый, сентиментальный, без всякого выражения в выпученных глазах, с каким-то пятнистым носом, Цубои никак не выглядел сыщиком.

Как раз тогда, когда ребята группками начали расходиться по домам, во двор перед залом въехала дежурная конвойная машина. Из нее высадили несколько длинноволосых молодых мужчин, связанных в цепочку. Один был в рабочей одежде, двое в скромных пиджаках, а еще один смотрелся франтом в кимоно с поясом оби.

— Смотрите-ка, никак в воскресенье с утра гости? — И Цубои без боевых рукавиц лениво сделал несколько выпадов мечом и простился с Исао. Исао невольно обратил внимание на его руки — они были очень маленькими, слабыми, со вздувшимися венами.

— Что это за люди? — спросил Исао с внезапным интересом.

— Красные. Разве не видно? В последнее время они изменились — могут специально надеть скромную, не бросающуюся в глаза одежду, а могут и вырядиться, как бездельники. Тот, в рабочей форме, по всей вероятности главный, а остальные — студенты. Ну, пойду принимать гостей, — и он удалился, сжимая хрупкими руками рукоятку меча.

Исао почувствовал легкую зависть к молодым людям, которых поволокли в тюрьму. Вот Санаи Хасимото[78] в двадцать пять лет бросили в тюрьму, а в двадцать шесть — казнили.

Когда же он, как Санаи, станет узником? Исао был недоволен тем, что сейчас не имеет никакого отношения к тюрьме. Нет, не заключение, он скорее выбрал бы смерть от собственного меча. Мало кто из членов «Союза возмездия» попал в тюрьму. Когда Исао окажется в таком же положении, он не будет ждать ареста и последующего унижения, а сам, своими руками, решит сбою судьбу.

Ему хотелось, чтобы смерть, как он ее себе представлял, — утром на восходе солнца, с ветром в соснах на горной вершине и блеском моря, — чтобы все это как-то пересеклось с грубыми, пропитанными запахом мочи бетонными стенами сырого тюремного здания. Где эта точка пересечения?

Он постоянно думал о смерти, и эти мысли, казалось, сделали его прозрачным, подняли над землей, удалили от людей, в чем-то даже ослабили его враждебность и ненависть к делам, творящимся в этом мире. Этого Исао боялся. Может быть, сырость тюремных стен, кровавые пятна, вонь мочи опять сделают его непримиримым. Может быть, тюрьма ему необходима?

Когда Исао вернулся домой, отец и ученики уже позавтракали, поэтому мать подала еду ему одному.

Она к этому времени сильно располнела и двигалась с трудом. В прежде веселой, легкомысленной девушке жизнерадостность заплыла мрачной грудой жира, и постепенно осталось лишь подобие чувств, напоминающих хмурое небо. Глаза всегда были суровыми, словно она сердилась, но когда действительно была в гневе, ее глаза кокетливо косили, напоминая прежнюю Минэ.

Обязанностью Минэ в школе Сэйкэн было заботиться об учениках, которых бывало человек десять, а то и больше, поэтому она была очень занята. В ее возрасте можно было бы, несмотря на занятость, испытывать радость от того, что такое количество молодых людей относятся к ней как к матери, но Минэ отгородилась ото всех стеной, ее не очень любили, и она все свободное время с упоением вышивала-в доме везде было ее рукоделие.

В школе, суть которой составляли простота и чистота, бросались в глаза изделия тонкой работы из парчи и яркого шелка — они напоминали водоросли всех оттенков, опутавшие корабельный корпус из светлого дерева.

Подставки для бутылочек с сакэ были сделаны из красной парчи. И кадушка, откуда сейчас Минэ доставала вареный рис для Исао, закутана в одеяло, где по пурпурному полю разбросаны яркие цветы. Было ясно, что Иинума-старший не любил этого увлечения дворцовых служанок, но он не останавливал жену.

— И в воскресенье нет времени. С часу воскресная лекция господина Масуги Кайдо, ученикам не до этого, придется мне пойти все подготовить.

— А сколько придет народу?

— Человек тридцать. Теперь с каждым разом приходит все больше.

В воскресенье школа Сэйкэн была чем-то вроде церкви. Собирались местные жители, глава школы произносил речь, читали лекции об императорских указах, перед тем как разойтись, все хором молились о дальнейшем процветании, кроме того, это был удобный случай для сбора пожертвований. Сегодняшняя лекция Кайдо была посвящена эдикту императора «О снаряжении принца Яматотакэру в поход против восточных варваров». Один отрывок оттуда Исао помнил: «…и еще, в горах — демоны, за городом — соблазнительницы, все, запрудили улицы, перекрыли переулки, многим придется помучиться».

Казалось, это сказано о сегодняшнем мире. Горы наполнены злыми духами, предместья — продажными женщинами.

Минэ, сидя по другую сторону столика, пристально смотрела в лицо своего единственного восемнадцатилетнего сына, который молча опорожнил две чашки риса. Эта линия от энергично двигающихся щек до подбородка… он уже мужчина.

Раздался голос уличного торговца рассадой, и Минэ обернулась в сторону двора, но за живой стеной мрачно растущих под хмурым небом деревьев человека не было видно. В выкриках торговца чувствовалась усталость, при звуках его унылого голоса перед глазами вставали увядшая рассада, утренний, полный улиток дворик.

Минэ неожиданно вспомнилось, как она избавилась от первой беременности. Это заставил ее сделать Иинума, который, посчитав сроки, все-таки не был уверен в том, что ребенок его, а не маркиза.

«Исао совсем не улыбается. Почему это? И шутит редко. В последнее время и со мной говорит нечасто».

Этим он был похож и не похож на своего отца в молодости. В молодом Иинуме каждый ощущал подавляемый