Эпитафия. Иначе не выжить - Анатолий Ковалев

– А храм открыт? – спросил он.

– Зачем тебе храм?

– Мне бы помолиться.

Сторож нехорошо посмотрел на пришельца.

– Ты что, мил человек, с печки упал? Храм не освящен. Как ты молиться будешь? Со дня на день владыку ждем.

– Мне все равно, – сказал тот таким отрешенным голосом, что старик сразу задумался о психическом состоянии странника, а задумавшись, испугался и решил не перечить.

– Хорошо, мил человек. Хочешь молиться – помолись. Я тебе открою.

Уже в храме, когда включил свет, всего одну люстру – зачем зря жечь электричество?! – сторож заметил в руке у пришельца небольшой коричневый чемоданчик. «Нет, он все-таки того, – подумал хромой. – Поперся с чемоданом в храм! Мог бы оставить у меня в каморке!»

– Я хочу побыть один, – озадачил его пришелец. «Оставлю его, а он иконостас попортит! – закралась недобрая мысль. – Чего можно ждать от сумасшедшего?»

– Я хочу остаться наедине с Богом! – твердо заявил тот.

– Только недолго. Ладно? – робким голосом попросил сторож и, вздыхая, охая, вышел наружу.

Человек, оглядевшись вокруг прищуренными глазами, будто оценивая приблизительную стоимость этих стен, произнес:

– А деньги немалые. Так ведь и страдания немалые. Повезло монахам в белых капюшонах.

Он презрительно усмехнулся. Если бы хромой сторож видел эту циничную усмешку, то составил бы иное мнение о пришельце. Отрешенность его разом выветрилась, от полумертвой благости на лице не осталось и следа. Глаза заблестели, озорно заиграли, словно человек оказался не в храме, а в комнате смеха, где на стенах отражаются уродцы, жутковатые монстры из его собственного тела. Храм же всегда являлся отражением души.

Он подошел к алтарю. Внимательно рассмотрел иконостас. Апостолы, нарисованные в примитивной манере, выглядели довольно странно, будто их дикарь нацарапал на скале.

– Какое все неживое! Перевелись на Руси богомазы. Человек и не думал молиться. Он сунул под алтарь свой коричневый чемоданчик, посмотрел на часы и быстро зашагал вон.

– Помолился, мил человек? Отвел душу? – встретил его с благодушной улыбкой старик и принялся закрывать храм.

Пришелец не ответил, только сделал несколько шагов в сторону ворот.

– Эй! – окликнул его тут же сторож. – Ты не туда пошел! Пришельцы в другой стороне живут!

Человек оглянулся. Маленькая фигурка хромого старика, неловко тыкающего в темноте ключом в замок, вызвала в нем жалость. Он вернулся, схватил сторожа за руку и потащил к воротам.

– Эй! Отцепись! Отцепись! – закричал тот. – Ведь я храм не закрыл!

Куда ты меня тащишь, дьявол?

Но странный человек был неумолим. Он железной хваткой держал старика и волок, бесповоротно волок вон из монастыря. Тот едва поспевал, хромая, не забывая креститься.

– Люди! Помогите! – звал на помощь старик. – Дьявол пришел к нам!

Дьявол!

Только оказавшись за воротами, он заприметил отсутствие чемоданчика и тогда что-то понял.

– Бежим, старый болван! – прокричал ему в самое ухо дьявол и толкнул несчастного так, что тому показалось, будто он оторвался от земли и полетел, а потом приземлился в сырую, пахучую траву.

И тут земля содрогнулась. Стены монастыря осветились изнутри. Белый дым взметнулся к небу. Маковки купола разом провалились, чуть ли не под землю ушли. И храма не стало.

На месте церкви бушевало пламя. Сторож беспрерывно крестился и шептал:

– Мать честная! Наваждение! – но сам не слышал своего шепота, потому что оглох.

Рядом, уткнувшись лицом в траву и обхватив руками голову, лежал дьявол. Старик чувствовал за спиной его тяжелое дыхание, но не оборачивался, боясь пошевелиться.

Федор тоже оглох. Если бы не этот вредный хромой старикашка, он бы уже сидел в своем «опеле», который предусмотрительно оставил на шоссе.

Он потерял счет времени с тех пор, как урну с Настиным прахом захоронили рядом с родителями и маленьким братом. Волей-неволей она пополнила ряды героев. Тех самых героев, которых ненавидела.

На похороны собралась всего кучка людей, ничтожное количество, хотя в этот день на кладбище, на Аллее героев, было некуда плюнуть от бесконечных толп народа. Хоронили известного всему городу мафиозного босса, Пита Криворотого. По такому случаю были даже перекрыты некоторые центральные улицы, чтобы не мешать потоку машин скорбящих. Траурную колонну, как водится, сопровождала автоинспекция, из мегафона то и дело неслось: «Остановитесь! Идет колонна!» И город замирал от этих слов, ведь только какой-нибудь недотепа турист мог быть не посвящен в происходящее. Все остальные граждане являлись очевидцами или участниками «нашего дела».

Убийцу и жертву хоронили в один день, в один час, в одном и том же месте, хотя на Аллее героев давно стерлась грань, изменились понятия. Жертвы становятся убийцами, убийцы – жертвами.

Речь над прахом Насти произнес ее родственник, опекун. Но что он мог сказать о девочке, кроме самых общих фраз? Федор обратил внимание на симпатичную, но уже немолодую женщину в очках, которая без конца терла глаза.

Он подошел к ней.

– Вас зовут Эльза Петровна?

– Откуда вы знаете?

– Мне Настя много рассказывала про вас.

– Представляю, – вздохнула женщина.

– Она очень тепло отзывалась…

– Не может быть, – покачала головой Эльза Петровна. – От нее не дождешься ласкового слова!

И тут ее прорвало, она разрыдалась.

На поминки он не поехал, на него и так чересчур пялились, шепотом спрашивали: «Кто такой?» Федор и сам не смог бы ответить на этот вопрос.

Когда протискивался через толпу, провожающую в последний путь Пита, кто-то схватил его за руку.

– Стой, отщепенец! – рассмеялся не к месту Балуев, а потом, понизив голос, поинтересовался:

– Девочку провожал?

Федор кивнул и презрительно спросил:

– А вы приехали поклониться своему товарищу? Было ясно, что пути их разошлись, но Геннадий не ожидал такого презрительного тона, не ожидал, что Криворотого сосватают ему в товарищи.

– Да тут кого только нет! – растерялся Балуев и сам не заметил, как начал оправдываться:

– Тут даже Прликарп речь произнес… А ты зря к нам не заходишь, – переменил он вдруг тему, – могли бы тебе подыскать хорошую работу, ведь будешь мытариться. Знаю, что будешь.

– Как-нибудь сам! – бросил на прощание Федор и пошел своей дорогой, расталкивая локтями верноподданных мафии.

Сколько дней он провел в забытьи, в пьяном угаре, он точно не мог сосчитать. Но, когда пришло отрезвление, сел в машину и поехал посмотреть на бывший загородный дом председателя Овчинникова, где Настя провела счастливые детские годы и пережила самые страшные минуты.