Близнецы. Черный понедельник. Роковой вторник - Никки Френч

– Фрида, – произнес голос.

– Да, Джозеф. Здравствуйте! Очень рада слышать ваш голос, после стольких-то недель. Как дела? У вас все хорошо? Мы скучаем.

– Как дела? – повторил он. – Большой вопрос. И ответа я не знать.

– Что-то случилось, Джозеф?

– Ну не знаю. Фрида, а вы как? Как у вас дела?

– Все по-прежнему, – ответила она. – В общем и целом. Но я хочу поговорить о вас. Мне следовало позвонить раньше. Мне очень жаль, что я этого не сделала.

– Ничего страшного, – возразил он. – У всех много дел. Много чего происходить – и это нельзя обсудить по телефону.

– Я все время смотрю прогноз погоды, – призналась Фрида. – Всякий раз, когда появляется возможность, я смотрю, какая погода в Киеве. Вы ведь сейчас там, верно? Когда я смотрела прогноз в последний раз, там обещали минус двадцать девять градусов. Я надеюсь, вы достаточно тепло одеваетесь.

Повисло долгое молчание, закончившееся странным протяжным стоном.

– Вы хорошо себя чувствуете? – заволновалась Фрида. – Вы меня слышите?

– Фрида, я сейчас не в Киеве.

– Вот как. А где?

Он что-то сказал, но она не расслышала.

– Что, простите? Вы где-то за городом?

Он повторил название.

– Не могли бы вы повторить помедленнее?

Он произнес три слога по очереди.

– Саммертаун? – Фрида не поверила своим ушам. – Вы хотите сказать, как лондонский Саммертаун?

– Да, – ответил Джозеф. – Но не «как». Саммертаун, который в Лондоне. Тот самый.

Прошло несколько секунд, прежде чем Фрида смогла говорить членораздельно.

– Вы… Вы же всего в пятистах ярдах от меня!

– Возможно.

– Что, черт возьми, вы здесь делаете?

– У меня были трудности.

– Мы должны встретиться.

– Плохая идея.

– Я ваш друг, помните? – сказала Фрида. – Приезжайте ко мне домой. Немедленно.

Фрида не видела Джозефа почти два месяца. В последний раз они встретились незадолго до Рождества, когда, в память о предыдущем Рождестве, которое они провели вместе, Джозеф приготовил несколько традиционных украинских блюд и принес их к ней домой, обернув в чистую белую тряпку и положив в перевязанную ленточкой коробку, как прощальный подарок: маленькие пирожки из пшеничной муки с медом и маком. Она вспомнила, каким он тогда был: он лучился от гордости, щедро угощал ее и был преисполнен торжественного волнения. После долгих месяцев отсутствия он возвращался на родину, чтобы повидаться с женой Верой и двумя сыновьями. Его обычно лохматые волосы были коротко подстрижены, и он надел новый анорак в преддверии холодной украинской зимы. Сыновьям он купил футболки с надписью «Я люблю Лондон», флажки Соединенного Королевства и снежные шары с миниатюрными лондонскими пейзажами.

Но в двери дома Фриды постучал совершенно другой Джозеф. Волосы у него были длинными, жирными и запыленными; у него даже появилась короткая бородка, больше похожая на побочный результат отказа от бритья. Одет он был в старые холщовые штаны с пластмассовым поясом и толстый свитер. Сверху он надел тот самый анорак, только теперь порванный и грязный. Ботинки у него просили каши. Руки покрывали трещины и пузыри. На шее красовался уже побледневший синяк, а через весь лоб шла полоска пластыря. Но самое главное: лицо у него обмякло, в глазах поселились тоска и уныние, и он старательно избегал встречаться с Фридой взглядом. Так он и стоял в дверях, мял в руках шерстяную шапочку и переминался с ноги на ногу.

Фрида взяла его за руку и втащила в прихожую. На нее пахнуло застарелым запахом немытого тела, табака и алкоголя. Она сняла с гостя анорак и повесила его рядом со своим пальто. Рукава его свитера протерлись до дыр.

– Может, снимете обувь? – предложила она. – Тогда мы сможем пройти в комнату и сесть.

– Я не остаться.

Его английский язык, похоже, ухудшился за то короткое время, что он провел на родине.

– Я приготовлю вам чай.

– Чай нет.

– Как давно вы вернулись, Джозеф?

Он поднял руки в знакомом жесте.

– Несколько неделя.

– Почему вы мне не сообщили?

Джозеф посмотрел ей в глаза, но тут же снова отвел взгляд.

– Все ваши вещи у Рубена. И фургон тоже. Где вы остановились?

– Теперь? На участок. В дом, который надо строить. Холодный. Но крыша есть.

Фрида задумчиво рассматривала его. Весь его вид говорил о страдании и поражении.

– Я хочу, чтобы вы объяснили, что произошло, – мягко сказала она. – Но не волнуйтесь, можете не рассказывать все и сразу. Когда бы вы ни решили, что готовы, приходите, я буду ждать. Я рада, что вы вернулись. И Рубен тоже обрадуется. Вы нужны его дому. И нужны мне.

– Вы так только говорить.

– Нет, это правда.

– Я никто не нуждаться.

– Послушайте, я позвоню Рубену, и вы переночуете у него. У него в доме кое-что сломалось. Вы можете все починить. Когда вы почувствуете, что хотите рассказать обо всем, что произошло, можете обратиться ко мне… или к нему. А сейчас вы будете сидеть в моей кухне, пить чай и отвечать на мой вопрос. Один вопрос.

Карие глаза Джозефа на мгновение уставились на нее.

– Почему?

– Что «почему»?

– Почему вы помогать мне? Я плохой человек, Фрида. Плохой, грустный человек.

Фрида взяла его под руку и проводила в кухню. Там она выдвинула из-под стола стул, и Джозеф грузно опустился на него. Она вскипятила чайник и, пока чай заваривался, поджарила два куска хлеба и намазала их маслом и медом.

– Вот. Вы должны это съесть.

Он отхлебнул горячий чай, и на глаза у него навернулись слезы. Он взял тост, и она заметила, как сильно дрожит его рука.

– Так. Вы должны мне помочь. – Она положила перед ним флаер и ткнула пальцем в буквы. – Вы можете предположить, что означают эти буквы?

Джозеф положил тост на тарелку, вытер рот рукавом и вгляделся в надпись. «Бечевка, солома, провод, камень».

– Это вещи, которые можно использовать в строительстве. Но почему здесь и бечевка, и провод? Карлссон предположил выращивание клубники, но мне этот вариант не нравится. Он не очень-то серьезно отнесся к списку.

– Это просто.

– Что?

– Это просто, – повторил Джозеф.

Впервые с момента их встречи в его глазах зажегся огонек интереса.

– Итак?

– Краска.

– Краска?