Близнецы. Черный понедельник. Роковой вторник - Никки Френч

– Чем могу помочь? – вежливо поинтересовалась сержант.

– Это мой сосед, – сказала она. – Он живет надо мной.

– Что он сделал?

– Исчез.

Сержант придала лицу самое утешительное выражение из своего арсенала и приступила к объяснению, которое давала каждые пару недель: что людям свойственно уезжать, и если конкретно ничего не произошло, то причин для беспокойства почти наверняка нет.

– Вы не поняли, – настаивала посетительница. – У меня есть ключ. Я кормлю его кота, когда он уезжает, и поливаю его цветы. Вчера я, как обычно, зашла к нему проверить, все ли в порядке. На дверном коврике лежала куча конвертов. Продукты в холодильнике испортились. Кошачья миска стояла пустая. Кота, слава богу, не было дома. Он свободно уходит из дома, но всегда возвращается. Он забирается на подоконник, потом перебирается на полку, идет по ней и спускается на крышу гаража для мотоцикла в палисаднике соседей. Случилось что-то плохое.

Дежурная вздохнула.

– Ваш сосед – человек взрослый? – уточнила она.

– Да, – кивнула женщина. – Это совершенно на него не похоже. Что вы можете предпринять?

Дежурная подошла к картотеке и, порывшись в ящиках, вернулась, неся стандартный бланк.

– Мы заполним этот бланк, – сказала она. – Затем внесем все в компьютер, и если его имя числится в наших списках, то оно выскочит на экране.

– Вы что, искать его не собираетесь?

– Это стандартная процедура, – ответила сержант. – Если только дело не срочное.

– Мне кажется, очень срочное.

– Они обычно возвращаются, – пожала плечами сержант. – Но давайте начнем с бланка. Как его зовут?

– Боб, – ответила женщина. – То есть Роберт. Роберт Пул.

Фрида вышла из метро на станции Глостер. Крошечные снежинки застревали у нее в волосах и таяли на асфальте. А она-то думала, что снега больше не будет, что сильный зимний мороз наконец закончился. Впрочем, возможно, это последний аккорд, сродни напоминанию о том, через что они прошли.

Она добралась до церкви, быстро прошла мимо фотографов и журналистов, уже собравшихся у входа, и села в заднем ряду, у стены. Постепенно церковь заполнялась. Пришедшие тихонько садились на скамьи, стягивали шляпы и перчатки, снимали пальто, оглядывались и кивали знакомым с небрежным и застенчиво-серьезным видом одновременно. Вошла целая группа молодых людей с раскрасневшимися от мороза лицами, и Фрида предположила, что это сокурсники Кэти. Она подняла распечатанную схему чинопоследования и просмотрела псалмы, которые прихожане должны были петь. Церковь постепенно заполнялась, и людям приходилось садиться теснее или вообще стоять у стены. По проходу медленно двигалась пожилая пара: женщина опиралась на руку мужчины. Фрида решила, что это бабушка и дедушка Кэти. Мимо ее скамьи прошел мужчина в длинном пальто из верблюжьей шерсти – она узнала в нем Сета Баунди. Кэти Райпон была его аспиранткой, они вместе разрабатывали научную тему, и это он послал ее на смерть. Он и Фрида.

Его торопливые, шаркающие шаги совершенно не вязались с той величественной походкой, которую она помнила; он шел, опустив голову и подняв воротник, словно хотел остаться незамеченным. Но, наверное, он почувствовал взгляд Фриды, поскольку обернулся, украдкой покосился на нее, снова опустил глаза и проследовал дальше. Наконец прибыли члены семьи Кэти: ее родители, не разрывавшие рук, а сразу следом за ними – два молодых человека, явно не привыкшие к черным костюмам, с идеальными прическами и гладко выбритыми щеками.

Гроб несли помощники гробовщика, молодые люди с профессионально-грустными выражениями на лицах. Фрида представила себе вздутый труп, лежащий в гробу, а затем – проницательное, приятное лицо молодой женщины. Когда прихожане запели «Господь – Пастырь мой», она подумала, как думала каждый день в течение последних четырнадцати месяцев, что если бы не она, Кэти была бы жива, а ее родители не сидели бы, опустив плечи, на передней скамье, измученные и постаревшие. Мальчик умер бы, но Кэти осталась бы в живых. Вперед вышла молодая женщина с грустным лицом и заиграла на флейте. Один из братьев Кэти начал декламировать стихотворение, но не смог дочитать его до конца. Он стоял перед собравшимися, губы его отчаянно шевелились, и все наклонились вперед, молча умоляя его продолжать, и по их щекам катились слезы. Священник встал и произнес несколько слов о безжалостно прерванной жизни, о том, что родители наконец смогут похоронить свою дочь. Он упомянул о милосердии Божьем, о победе добра над злом и любви над ненавистью. Фрида закрыла глаза, но молиться не могла.

Наконец все закончилось. Гроб медленно вынесли наружу, под мягко падающий снег, за ним последовали близкие Кэти. Фрида дождалась, пока большинство скорбящих покинут церковь, выскользнула в проход и остановилась перед Сетом Баунди.

– Вы очень правильно сделали, что пришли сюда, – заметила она.

– Она была моей аспиранткой. – Его взгляд метался между ее лицом и плитами пола.

Снег начал ложиться на надгробные памятники и крыши автомобилей, припаркованных снаружи. Люди бродили по кладбищу, обнимались, выражали соболезнования. У Фриды не было ни малейшего желания оставаться на бдение. Уже добравшись до ворот, она случайно задела какого-то высокого человека.

– Здравствуйте, Фрида, – сказал Карлссон.

– Вы не говорили, что придете.

– Вы тоже.

– Это мой долг. Я виновна в ее смерти.

– В ее смерти виновен Дин.

– Вы поедете на поезде?

– Меня ждет машина. Вас подвезти?

Фрида на минуту задумалась.

– Я бы предпочла вернуться самостоятельно.

– Как пожелаете. Возможно, вам будет интересно узнать, что сегодня объявили в розыск некоего Роберта Пула.

У Фриды рот приоткрылся от удивления, и Карлссон довольно улыбнулся; его жесткое лицо на мгновение смягчилось.

– Кто? – спросила она.

– Соседка. Женщина из квартиры под ним. В доме в Тутинге.

– Тогда что, черт возьми, вы здесь делаете? – воскликнула она. – Почему вы сейчас не в Тутинге, не переворачиваете там все вверх дном?

– Там работает Иветта. Она прекрасно справится сама.

– Разумеется.

– А к вам можно обратиться?

Фрида задумалась.

– Возможно.

– Это означает «да»?

– Это означает «возможно». Все это… – Она обвела широким жестом церковь и скорбящих. – Все это лишает меня желания еще хоть раз поучаствовать в расследовании. Да ни за что!

– А лучше и не будет, – вздохнул Карлссон. – Если, конечно, вам вдруг не станет все равно. Я вам позвоню.

Поездка до Лондона занимает два часа, и Фрида спокойно успела бы вернуться к дневному сеансу с Джеральдом Мэйхью, пожилым и богатым американским банкиром, который однажды утром проснулся и совершенно неожиданно испытал приступ глубочайшего горя в связи со смертью давным-давно почивших родителей. Но она отменила все сеансы психотерапии на тот день и когда добралась до Паддингтона, то села на линию метро Бейкерлоо и поехала в район «Элефант-энд-Кастл», где вышла на улицу и, несмотря на слякоть и мокрый снег, направилась к жилой высотке на Нью-Кент-роуд. Дом был серым и невзрачным, окна на первом этаже забраны решетками, во внутреннем дворике ни кустика, ни деревца. И только одинокий малыш наматывал круги на трехколесном велосипеде – он казался пухлым из-за огромного количества одеждек, под которые, впрочем, все равно пробирался ледяной ветер, так что у ребенка текло из носа.