Крошка Доррит. Книга вторая - «Богатство» - Чарльз Диккенс

Он очнулся и вскрикнул. И тогда милое лицо,полное любви, жалости, сострадания, как зеркало, показало ему происшедшую с нимперемену. Она бросилась к нему, протянула руки, чтобы помешать ему встать,опустилась перед ним на колени; ее губы коснулись его щеки поцелуем, ее слезыоросили его, как дождь небесный орошает цветы, и он услышал — не во сне, наяву— ее голос, голос Крошки Доррит, звавший его по имени.

— Мистер Кленнэм, мой дорогой, мой лучшийдруг! Нет, нет, не плачьте, я не могу видеть ваши слезы. Разве если это слезырадости оттого, что ваше бедное дитя опять с вами. Мне хочется думать, что этотак!

Все такая же нежная, такая же преданная,ничуть ее испорченная милостями Судьбы! В звуке ее голоса, в сиянии глаз, вприкосновении рук столько ангельской кротости и утешения!

Он обнял ее, и она сказала: «Я не знала, чтовы больны!» — потом обвила рукой его шею, привлекла его голову к себе на грудьи, склонившись к нему лицом, ласкала его так же нежно и, видит бог, так женевинно, как когда-то ласкала в этой комнате своего отца, сама будучи ребенком,еще нуждавшимся в ласке и заботе.

Когда, наконец, к нему вернулся дар речи, онспросил:

— Неужели это в самом деде вы? И в этомплатье?

— Я думала, вам приятно будет увидеть меняименно в этом платье. Я его сохранила на память — хоть я и так ничего бы незабыла. Но я пришла не одна. Со мной еще один старый друг.

Он оглянулся и увидел Мэгги, в огромном старомчепце, который она давно уже не носила, с корзиночкой на руке, совсем как впрежние времена. Она улыбалась ему, кудахтая от восторга.

— Я только вчера приехала в Лондон вместе сбратом и тотчас же послала к миссис Плорниш, чтобы справиться о вас, и дать вамзнать о моем приезде. Она-то и сообщила мне, что вы здесь. Вы не вспоминалименя этой ночью? Наверно, вспоминали, не могло быть иначе. Я всю ночь думала овас, и мне казалось, эта ночь никогда не пройдет.

— Я думал о вас… — он запнулся, не зная, какназвать ее. Она мгновенно поняла.

— Вы еще ни разу не назвали меня моимнастоящим именем. Для вас у меня имя только одно, вы знаете, какое.

— Я думал о вас, Крошка Доррит, каждый час,каждую минуту, с тех пор как я здесь.

— Правда? Правда?

Такая радость озарила ее зардевшееся личико,что ему стало стыдно. Он, больной, опозоренный, нищий, за тюремной решеткой!

— Я пришла еще до того, как отворили ворота,но не решилась сразу подняться к вам. В ту минуту я бы больше огорчила вас, чемобрадовала. Все здесь показалось мне таким знакомым и в то же время такимстранным, все так живо напомнило о моем бедном отце и о вас, что я не могласправиться со своим волнением. Но мистер Чивери провел нас в комнату Джона — тусамую, где я жила когда-то, — и мы сперва немножко посидели там. Я уже была разу вашей двери, когда приносила цветы, но вы не слышали.

Она казалась слегка повзрослевшей, и знойноесолнце Италии чуть тронуло ее лицо смуглотой. Но в остальном она не изменилась.Та же скромность, та же глубина и непосредственность чувств, когда-то тактрогавшая его сердце. И если сейчас это сердце сжималось совсем по-другому, тоне от оттого, что она стала иной, а оттого, что он смотрел на нее инымиглазами.

Она сняла старую шляпку, повесила ее на староеместо и вместе с Мэгги без шума стала хлопотать в комнате, стараясь придать ейкак можно более опрятный и приветливый вид. Побрызгав кругом душистой водой,она раскрыла корзинку Мэгги, в которой оказались виноград и другие фрукты.Когда все это было вынуто и прибрано до времени, последовали краткие переговорышепотом с Мэгги; в результате корзина куда-то исчезла, а потом появилась опять,наполненная новым содержимым, среди которого было прохладительное питье и желедля немедленного употребления, а также жареные цыплята и вино с водой прозапас. Покончив со всеми хлопотами, Крошка Доррит достала свой старый рабочийящичек и принялась за шитье занавески для окна. Мир и покой воцарился в убогомжилище узника, и когда он сидел в своем кресле, глядя на Крошку Доррит,склоненную над работой, ему казалось, что этот мир и покой разливаются отсюдапо всей тюрьме.

Видеть рядом эту гладко причесанную головку,эти проворные пальчики, занятые привычным делом — которое не мешало ей частоподнимать на него взгляд, полный сострадания и всякий раз затуманивавшийсяслезами; чувствовать себя предметом такой нежности и заботы, знать, что всепомыслы этой самоотверженной души устремлены на него, все неистощимые богатстваее предложены ему в утешение, — все это не могло вернуть Кленнэму здоровье исилы, не могло придать вновь твердость его руке и звуку его голоса. Но оновдохнуло в него новое мужество, которое росло вместе с его любовью. А эталюбовь была так велика, что не нашлось бы слов, способных ее выразить!

Они сидели рядом в тени тюремной стены, и этатень теперь казалась пронизанной светом. Он мало говорил — она не позволялаему, — только смотрел на нее, полулежа в кресле. Время от времени она вставала,давала ему пить, или поправляла подушку у него под головой. Потом тихонькосадилась снова и склонялась над шитьем.

Тень двигалась по мере того, как двигалосьсолнце; но Крошка Доррит покидала свое место лишь для оказания какой-нибудьуслуги Артуру. Солнце зашло, а она все не уходила. Она уже кончила работу, и еерука, только что укрывшая его пледом, задержалась на подлокотнике кресла. Онсжал эту руку в своей, и в ее ответном пожатии ему почудилась робкая мольба.

— Дорогой мистер Кленнэм, мне нужно сказатьвам кое-что, прежде чем я уйду. Я откладываю с часу на час, но я должна сказатьэто.

— И я тоже, милая Крошка Доррит. Я тоже хочукое-что сказать вам и все откладываю.

Она испуганно подняла руку, точно желаязакрыть ему рот; но тотчас же снова уронила ее.

— Я больше не уеду за границу. Эдвард уедет, ая останусь здесь. Эдвард всегда был привязан ко мне, а теперь особенно, послетого как я ухаживала за ним во время болезни — хотя никакой заслуги тут нет; ив благодарность он предоставляет мне жить где я хочу и как я хочу. Он думаеттолько о том, чтобы я была счастлива.

Одна лишь звезда ярко горела в небе. Она всевремя смотрела на эту звезду, словно видела в ее лучах свое заветное желание.

— Вы, верно, догадываетесь, что мой братприехал в Англию затем, чтобы уладить все дела по наследству и вступить вовладение им. Он говорит, что мой дорогой отец, наверно, позаботился сделатьменя богатой; если же отец не оставил завещания, то об этом позаботится он сам.

Артур хотел что-то сказать, но онапредостерегающе подняла руку, и он промолчал.