Основания новой науки об общей природе наций - Джамбаттиста Вико

Новыми Лириками были Мелики во главе с Пиндаром; они писали в таких стихах, которые на нашем итальянском языке называются arie per musica; этот вид стиха должен был появиться после ямба, т. е. того вида стиха, на котором, как выше было показано, говорили Греки после героического стиха. Таким образом, Пиндар появился во времена пышной доблести Греков, вызывая восхищение на Олимпийских Играх, где пели такие Лирические Поэты; совершенно так же Гораций появился в самые роскошные времена Рима, т. е. при Августе; а на Итальянском Языке Мелика появилась во времена наиболее утонченные и нежные.

Затем Трагики и Комики прошли следующий путь. Феспис в одной части Греции, а Амфион – в другой во время сбора винограда положили начало Сатире, т. е. Древней Трагедии, с персонажами в виде Сатиров; при тогдашней незрелости и простоте изобрели первую маску тем, что закрывали ступни, голени и ляжки козлиными шкурами (они были под рукой), окрашивали лицо и грудь винным осадком и вооружали лоб рогами (может быть, потому у нас в простонародье сборщиков винограда называют до сих пор cornuti – «рогатые»). В этом смысле, может быть, и справедливо, что Вакх, Бог сбора винограда, приказал Эсхилу сочинять Трагедии; все это соответствовало тем временам, когда Герои говорили про плебеев, что последние – чудовища с двумя естествами, т. е. человеческим и козлиным, как это полностью было показано выше. Итак, весьма правдоподобно предположение, что скорее от такой маски, чем от обычая давать победителю в такого рода стихах награду в виде козла, по-гречески τράγος (о чем размышляет Гораций, не делая из этого потом никакого употребления, хотя и называет этот подарок низким), получила свое название Трагедия, и что она началась с такого Хора Сатиров. А Сатира сохранила то вечное свойство, с каким она зародилась, – говорить грубости и насмешки, так как крестьяне, грубо замаскированные, на повозках, везущих виноград, обладали тогда той же вольностью, как и теперь во время сбора винограда в нашей Счастливой Кампании (ее называли местопребыванием Вакха), – говорить грубости господам. Теперь становится понятным, насколько правы были позднейшие Ученые, вкладывая в миф о Боге Пане философскую мифологию, будто Пан означает Вселенную (раз πᾶν значит «все»), будто нижние части его тела, покрытые шерстью, обозначают землю, ярко-красные грудь и лицо – стихию огня, а рога – солнце и луну. Однако Римляне сохранили историческую мифологию в самом слове satyra: по Фесту, это была еда, составленная из разного рода кушаний; поэтому впоследствии назвали lex per satyram такой закон, который заключал в себе главы разнообразного содержания; также и в Драматической Сатире, о чем сейчас идет речь, по сообщению Горация{569} (так как ни от Латинян ни от Греков до нас не дошло ни одной), появились разнообразные персонажи: Боги, Герои, Цари, Ремесленники и Рабы, тогда как та Сатира, которая осталась у Римлян, говорит не о разном, но каждая из них посвящена своей теме. Позднее Эсхил переделал Древнюю Трагедию, т. е. такую Сатиру, в среднюю Трагедию с человеческими масками, перенеся дифирамб Ариона, т. е. хор Сатиров, в хор людей. От средней Трагедии должна была получить начало Древняя Комедия, где выводились значительные Личности, почему ей и подобал Хор. Еще позже появились сначала Софокл, а затем Еврипид, оставившие нам Позднейшую Трагедию. А с Аристофаном кончилась Древняя Комедия из-за скандала, происшедшего с Сократом. Менандр оставил нам Новую Комедию, которая выработала свои Персонажи, частные и вымышленные: раз они были частными, то они могли быть и вымышленными, и именно потому они принимались за истинные, как об этом говорилось выше; поэтому больше уже не должен был выступать Хор, т. е. рассуждающая Публика, рассуждающая притом не о чем-либо ином, но об общественных делах.

Таким образом, Сатира была сплетена из героического стиха (такою ее впоследствии сохранили Латиняне), так как героическими стихами говорили первые народы. Потом они стали говорить ямбическим стихом; и потому, естественно, Трагедия была сплетена из ямбического стиха. Комедия также пользовалась ямбом на основании простого наблюдения примера Трагедии, так как уже тогда греческие народы говорили прозой. И несомненно, ямб подобает Трагедии, так как этот стих возник для того, чтобы дать выход гневу, – это «быстрая стопа», как ее называет Гораций, что было указано в особой Аксиоме{570}; обычно говорят, что Архилох изобрел ямбический стих, чтобы дать выход своему гневу против Ликамба, который не хотел отдать ему в жены свою дочь, и что Архилох горечью своих стихов довел и дочь и отца до такого отчаяния, что они повесились (в этом предании заключена История Героической Распри из-за Коннубий, когда восставшие Плебеи вешали Благородных с их дочерьми).

Здесь выступает следующее чудовище Поэтического Искусства: каким образом один и тот же стих – буйный, стремительный и волнующий – подобает и такой величественной Поэме, как Трагедия (Платон ее ставит выше Эпопеи), и столь тонкой Поэме, как Комедия? И каким образом одна и та же стопа, свойственная, как было сказано, разрешению гнева и ярости, которыми должна разразиться самая жестокая Трагедия, оказывается одинаково прекрасным средством для выражения шуток, игры и любовных нежностей, которые должны придать Комедии всю ее приятность и забавность? Именно эта неопределенность слов – «Лирические» и «Трагические Поэты» – заставляла помещать Гиппократа во времена Семи Мудрецов, тогда как на самом деле его нужно помещать во времена Геродота, ибо он появился в те времена, когда еще в значительной степени говорили при помощи мифов, почему мифами же окрашена и его жизнь; также и Геродот рассказывает свою историю в значительной степени при помощи мифов; но тогда была уже введена не только прозаическая речь, но также и письмо народными буквами, посредством которых Геродот написал свою Историю, а Гиппократ – много Произведений по медицине, как об этом говорилось выше в другом месте.

Установив в Книге Первой Основания нашей Науки, исследовав и вскрыв в глубинах Поэтической Мудрости в Книге Второй происхождение всех божественных и человеческих вещей Язычества, а также открыв в Книге Третьей, что в Поэмах Гомера заключены две великие Сокровищницы Естественного Права Народов Греции (как и Законы XII Таблиц оказались благодаря нашему открытию важнейшим свидетельством Естественного Права Народов Лациума), – теперь при помощи такого света как Философии, так и Филологии, опираясь на выставленную выше Аксиому{571} об Идеальной Вечной Истории, мы в этой Книге Четвертой дополнительно рассмотрим поступательное движение, совершаемое нациями, проследив единообразное постоянство этого движения вперед во всех многочисленных и разнообразных обычаях Наций на основании Деления на три века, которые, как говорили Египтяне, протекли в мире до них, т. е. Деления на век Богов, век Героев и век Людей: ведь мы видим, что соответственно этому делению нации в постоянном и никогда не нарушаемом порядке причин и следствий всегда проходят через три вида Природы, и что из этих трех видов природы вытекают три вида Нравов, и что из этих трех видов Нравов вытекают три вида Естественного Права Народов, а соответственно этим трем видам права устанавливаются три вида Гражданского состояния, т. е. Государств; и чтобы людям, достигшим Человеческого Общества, было возможно сообщать друг другу все эти названные три вида величайших вещей, образовались три вида Языков и столько же видов Характеров [знаков{572}], и что ради утверждения последних возникли три вида Юриспруденции, сопровождаемые тремя видами Авторитета, и столькими же видами Понимания Права, и столькими же видами Суда; эти Юриспруденции существовали в течение трех Типов Времен, которые пронизывают все поступательное движение в жизни Наций. Три такие частные единства вместе со многими вытекающими из них другими единствами (в настоящей Книге они будут перечислены) берут свое начало в одном общем Единстве, в Единстве Веры в Провидящее Божество, а оно – единство духа, дающего форму и жизнь нашему Миру Наций. Все эти вещи, рассмотренные выше в разных местах, здесь покажут нам порядок своего Поступательного Движения.