Башня Ласточки - Анджей Сапковский

«Как же, – подумал Госта. – Аккурат. Сейчас,зимой-то? В мороз? Кто путешествует или едет по так себе? Только разбойники.Или курьеры».

– Здешняя местность называется Миль Трахта?

– Ну… – буркнул он, глядя в черную воду,плещущуюся в лунке. – Миль Трахта. Только мы-то говорим – Стоозерье.

– А озеро Тарн Мира? Слышал о таком?

– Все знают. – Он взглянул на девушку,испуганный. – Хоть мы его тута называем Бездна. Заколдованное озеро.Жуткой глубизны. Свитезянки тамой живут. И упыри живут в старожитнихзаговоренных развалинах.

Он увидел, как блеснули ее зеленые глаза.

– Там есть руины? Может, башня?

– Какая там ишшо башня? – не сумел он сдержатьусмешки. – Камень на камне, камнем приваленный, травой зарослый. Грудаобломков…

Окунь перестал трепыхаться, лежал, шевеля жабрами, средисвоей цветасто-полосатой братии. Девушка смотрела, задумавшись.

– Смерть на льду, – сказала она наконец, –есть в ней что-то завораживающее.

– Э?

– И далеко до озера с руинами? В которую сторону ехать?

Он сказал. Показал. Даже выцарапал на льду острым концомпешни. Она кивала, запоминая. Кобыла на берегу озера била копытами о замерзшуюземлю, фыркала, гнала пар из ноздрей.

Он смотрел, как девушка удаляется вдоль западного берегаозера, как галопом идет по краю откоса на фоне безлистных ольх и берез, черезизумительный, сказочный лес, который мороз изукрасил глазурью инея. Воронаякобыла шла с неописуемым изяществом, грацией, быстро и в то же время легко,едва слышны были удары копыт о смерзшийся грунт, едва порошился серебристыйснежок на задетых ею ветках. Как будто по глазурованному и застывшему на морозелесу из сказки летел не обычный, а сказочный конь, конь-призрак.

А может, это и вправду был призрак?

Демон на призрачном коне, демон, принявший обличье девушки согромными зелеными глазами и изуродованным лицом?

Кто же, ежели не демон, путешествует зимой? Расспрашивает одороге к заклятым руинам?

Когда она отъехала, Госта быстро собрал свое рыбацкоенемудреное имущество. До дома шел лесом. Сделал крюк, но разум и инстинктпредупреждали, что не надо идти просеками, не надо быть на виду. Девушка,подсказывали разум и инстинкт, наперекор всему привидением не была, а былачеловеком. Вороная кобыла не была привидением, а была лошадью. А за такими, чтов одиночку на коне носятся по безлюдью, вдобавок зимой, очень даже частоследует погоня.

Часом позже по просеке пронеслись четырнадцать лошадей сседоками. Погоня.

Риенс еще раз тряхнул серебряной коробочкой, выругался, вбешенстве ударил ею по луке седла. Но ксеноглоз молчал. Как заколдованный.

– Магическое дерьмо, – холодно отметилБонарт. – Заело побрякушку с ярмарки.

– Или же Вильгефорц демонстрирует нам свое к намотношение, – добавил Стефан Скеллен.

Риенс поднял голову, окинул обоих злым взглядом.

– Благодаря побрякушке с ярмарки, – ядовитозаметил он, – мы напали на след и его уже не потеряем. Благодаря господинуВильгефорцу мы знаем, куда направляется девушка. Мы знаем, куда идем и что нампредстоит сделать. Я считаю, что это много. По сравнению с вашими действиямимесячной давности.

– Не болтай лишнего. Эй, Бореас? Что говорят следы?

Бореас Мун выпрямился, закашлялся.

– Она была здесь за час до нас. Когда может, стараетсяехать быстро. Но это местность сложная. Даже на своей сказочной кобыле онаопередила нас не больше чем на пять-шесть миль.

– Значит, все-таки она лезет между озерами, –буркнул Скеллен. – Вильгефорц был прав. А ведь я не верил ему…

– Я тоже, – признался Бонарт. – Но только дотого момента, когда вчера кметы подтвердили, что около озера Тарн Мирадействительно есть какое-то магическое сооружение.

Кони фыркали, из ноздрей валил пар. Филин кинул взгляд черезлевое плечо на Жоанну Сельборн. Вот уже несколько дней не нравилось емувыражение лица телепатки. «Я становлюсь нервным, – подумал он. – Этагонка всех нас измочалила и физически, и психически. Пора кончать. Самоевремя!»

Холодная дрожь пробежала у него по спине. Он вспомнил сон,который посетил его предыдущей ночью.

– Ладно! – встряхнулся он. – Довольнорассуждений. По коням!

Бореас Мун свешивался с седла, высматривал следы. Дело шло струдом. Землю сковало как железом, образовались замерзшие комья, и быстросдуваемый с них ветром снег удерживался только в бороздках и впадинах. Именнотам-то Бореас и выискивал отпечатки подков вороной кобылы. Требовалась большаявнимательность, чтобы не потерять след, особенно теперь, когда шедший изсеребряной коробочки голос перестал давать советы и указания.

Он зверски устал. И волновался. Они преследовали девушку ужепочти три недели, с самой Саовины, после резни в Дун Даре. Почти три недели вседлах, все время в погоне. И все это время ни вороная кобыла, ни едущая на нейдевушка не слабели, не снижали темпа.

Бореас Мун высматривал следы.

И не мог перестать думать о сне, который посетил его впоследнюю ночь. В этом сне он тонул, захлебываясь водой. Черная тонь замкнуласьу него над головой, а он шел ко дну, в горло и легкие врывалась ледяная вода.Он проснулся вспотевший, мокрый, горячий – хотя кругом стоял прямо-таки собачийхолод.

«Довольно уж, – думал он, свешиваясь с седла ивысматривая следы, – самое время с этим кончать».

– Мэтр! Вы меня слышите? Мэтр?!

Ксеноглоз молчал, как проклятый.

Риенс энергично подвигал руками, дунул на замерзшие пальцы.Шею и спину кусал мороз, крестец и поясница болели, каждое резкое движение конянапоминало об этой боли. Даже ругаться уже не хотелось.

Почти три недели в седлах, в постоянной погоне. Впронизывающем холоде, а последние несколько дней – трескучем морозе.

А Вильгефорц молчит.

«Мы тоже молчим и глядим друг на друга волками!»

Риенс растер руки, натянул перчатки.