Город в конце времен - Грег Бир

Девушка еще не сообщала ему своего имени. Очевидно, Патуну рассказали ее доспехи.

— Да, — скупо кивнула она.

— Почитай нам, ты не против? Время есть, а я давно не слышал этого рассказа.

Она раскрыла книгу и отыскала в ней пассаж, в котором Сангмер описывал свою команду и странствие на борту звездного корабля, которое они совершили по последним извилистым путям пространства и времени.

ЯВЛЕНИЕ ИШАНАКСАДЫ

В окружении неизъяснимых красот шенянских Миров Ожерелья и замечательных образчиков искусства, собранных в прошлом по всем живым галактикам, моя команда испытывала лишь скорбь по увиденному — и тоскливый страх при мысли об обратном путешествии сквозь руины космоса. Чего бы мы ни взяли, кого бы ни везли с собой, — возвращение предстояло непростое.

Пока Полибибл готовился в путь — сбрасывал шенянские «я» и возвращался к исходному облику расы Дев, — я бродил вдоль зернистых границ исполинского бассейна, где шеняне хранили свои открытия. Здесь, мягко сверкая нефритовым блеском под полосчатым сиянием великого кольцевидного солнца, лежали фатумные архивы путешествий этой расы, совершенных в эпоху Яркости, задолго до конца творения; их информация еще в незапамятные времена была необратимо зашифрована, а посему неизвлекаема — но, тем не менее, прекрасна.

Я искал тихого умиротворения — даже одиночество неизмеримо лучше, чем размышление над практически неизбежным забвением в Хаосе.

Команда проводила время в местных храмах — капища поклонения шенянским достижениям были возведены людскими учениками, чьи миры давно уже проглотил Хаос. Шеняне не принимали подношений, не признавали благоговения, не снисходили даже до того, чтобы снести бесполезные для себя здания. Заброшенные, живописные руины взлетали ввысь или погружались в недра по прихоти исполинской псевдопланеты.

Шеняне первыми составили карты пятисот живых галактик, первыми связали древние, оголенные завитки погибающих солнц в кольцевидные ожерелья — они были первыми во многом. Передо мной расстилалось мертвое, глянцевое море исследований и находок, облизывающее берег из шепчущих зерен — насмешка над всеми, кто когда-либо искал вековечную славу.

Обуреваемый горькими думами, я споро разоблачился и окунулся в море векторов, чувствуя, как они обволакивают мои голени подобно желейным кристаллам, прохладным и серебристым, выискивая свет моего порядка — но не в состоянии вкусить от него. Векторные волны отхлынули назад, шепча утраченные слова, что пьянящим дурманом цеплялись за края сознания, словно и сейчас могли рассказать забытые повести. «Меланхолия под стать моей собственной — меланхолия одиночки», — думал я, пока не узрел невысокую девушку, бредущую в мою сторону вдоль берега.

Это попросту невозможно: встретить человекоподобное существо на планете, где из всех людей был только я со своей командой, скромными Ремонтниками — ну и, разумеется, Полибибл из расы Дев.

Внешне девушка напоминала юного Ремонтника, но никто из моей расы не появлялся на свет в таком облике: инкарнационное младенчество и юность не практиковались уже десятки триллионов лет.

Я вышел на берег и припал коленями к границе, желая приласкать крошечные, округлые кусочки знаний, омытые до мягкого зеленоватого сияния. Краешком глаза я наблюдал за приближающейся женщиной-ребенком, беспомощно предчувствуя грядущий, необратимый миг.

Но отступать было некуда.

— Это тебя зовут Пилигрим? — спросило дитя, и голосок ее был едва слышен поверх шороха моря.

— Да, некоторые именуют меня так. Но ответь: кем ты была?

Возможно, она являла призрак векторной истории, явившийся благодаря некоей лепте, дарованной мной сердито сверкающему морю, — например, отшелушившийся кусочек кожи, за годы странствий причудливо украшенный силами, что находились за пределами понимания простого Ремонтника.

— Я не просто была, я до сих пор есть, хотя у меня нет законченного имени. Шеняне завещали меня человеку, которого я зову Отцом. Он собрал меня из частей моря, как вот эти кусочки на берегу, и помог облечь их в тот образ, который ты сейчас видишь.

— Ты человек? — спросил я.

— В основном. Отец объявил меня восходящей к расе Gens Simia по линии Дев.

Впрочем, черты ее не вполне устоялись. В ней просматривалось множество грациозных возможностей, хотя ее не раздражала и не смущала такая сложность.

— Как нам следует представиться друг другу?

— У меня есть шенянское наименование, хотя оно немногим лучше полной безымянности.

— Кто ты еще помимо человека? — спросил я, стараясь тоном смягчить свою дерзость.

— Не знаю. Полибибл уверяет, что во мне содержатся элементы сил, которые некогда помогли скроить творение и увязать его противоречия. Шеняне отыскали их, собрали и поместили в это море, а Отец впоследствии заново открыл их и придал нужный облик. Как удалось ему вместить так много громадных идей в столь небольшую форму, я не знаю. А ты их видишь?

— Не могу сказать, что ясно вижу что-либо или кого-либо.

Она приняла целеустремленный вид — контуры ее заострились, — после чего принялась расти, поднявшись над векторным морем так высоко, что в несколько раз превзошла мой рост.

Я смотрел ввысь, очарованный этой пространственно-метрической наивностью.

— Должно быть, приятно чувствовать себя столь важной, являясь ковчегом славы творения, — пошутил я, щуря глаза на слепящий свет кольцевидного солнца.

— По большей части я вообще ничего не чувствую, — призналась она. — Хотя порой теряю контроль и пытаюсь исправить те или иные вещи, или привнести логику — скорректировать. По достижении зрелости я смогу управлять собой и приму надежный, твердый облик, подобный твоему. Наверное. Твоя форма приятна на вид. Так сказал Полибибл.

— Значит, тебя можно считать вознаграждением? Ты как бы подарок шенянских мастеров их подмастерью из расы Дев?

— Должна признать, что Отец проявляет великую привязанность ко мне. — Она уменьшилась и сейчас была лишь немногим выше меня, даже приобрела чуть больше зрелости. — Мне кажется, он хочет исследовать то, чем я стану.

Она обмакнула мысок ноги в векторное море: вдаль понеслись розово-красные волны, как если бы девушка обладала способностью оживить все, что было некогда утрачено.

— Если я останусь здесь, то шеняне не смогут или не захотят дать мне желаемое. Я превращусь в очередной заброшенный массив памяти, как это море. А затем… все оставшееся погибнет, когда и шеняне склонятся перед Хаосом.

Моя меланхолия улетучилась. Девушка излучала нечто новое, свежее — потенциал восторга, равного которому я никогда не испытывал. Ее визуальная роскошь, несомненно, обладала активными адаптивными свойствами, но кем может она стать для простого Ремонтника?

Она приблизилась и вытянула звездно-яркую руку.

— Полибибл говорит, что капитан корабля должен сам пригласить гостя в обратный вояж на Землю. И еще он говорит, что впереди ждет много опасностей. Решать тебе, Пилигрим.