Эпоха Стального Креста - Роман Глушков

Николас шустро обшмонал меня с ног до головы, отобрав «близнецов», обоймы, нож и кое-какую мелочь из карманов. Дождавшись, пока он скроется, Циклоп, очевидно, желая лично представить командиру плененного отступника, заграбастал ворот моего плаща и, не обращая внимания на то, что весил я ни много ни мало около девяноста килограммов, поволок по грязным полам к выходу.

Так что, в отличие от Проклятого Иуды, выйти к своим палачам с гордо поднятой головой Эрику Хенриксону, или как теперь его величали – Бегущему Мертвецу, – не довелось. Тусклым был облик бывшего командира отряда на фоне яркой фигуры бывшего Апостола, да и кровавые братоубийства этого изменника лишали его права даже на элементарное достоинство. Обидно, но что поделаешь...

«– Это еще не все, – добавил Сильвер. – Он, клянусь громом, тот самый мальчишка, который вытащил карту из сундука Билли Бонса! Наконец-то Джим Хокинс попал нам в руки!

– Пустить ему кровь! – крикнул Морган и выругался».

Р. Л. Стивенсон. «Остров Сокровищ»

Да, слово Бернарда Уильямса вновь оказалось тверже стали и выброшено было отнюдь не на ветер (за исключением, конечно, того обещания Жан-Пьеру в отношении его детей, но тут Бернард сам выступал в роли жертвы Пророка, а потому этот досадный для него инцидент в расчет можно не брать). Он поклялся взять Проклятого Иуду – он его взял; он поклялся изловить Бегущего Мертвеца и он изловил негодяя целым и практически невредимым...

Я стоял, попирая коленями растрескавшийся от времени асфальт сразу за главной казармой – там, где поначалу был спрятан наш резервный «хантер». Второй же – тот, который блокировал проезд – был отбуксирован Охотниками к обрушенному хозблоку и чем-то сейчас напоминал меня: побитый, помятый, таскаемый туда-сюда, но свою задачу по задержанию Мясника выполнивший.

Руки мои находились сцепленными на затылке. Их никто и не подумал связывать, поскольку оружия меня лишили, а противопоставить пару кулаков множеству глядящих на тебя разнокалиберных стволов было, конечно же, полным безумием.

«Эх, хорошо-то как! – думал я, подставляя лицо под последнее в этом году яркое, но, правда, уже холодное, сентябрьское солнышко. – Где мне еще предстоит насладиться такой прекрасной погодкой? Подвалы Главного магистрата сыры и промозглы, а потому, Бернард, будь другом: потяни волынку подольше и не прерывай для меня это бесподобное блаженство...»

Слегка портил мне прощание с белым светом переломанный нос, ставший теперь фиолетовым и распухшим настолько, что при желании его можно было потрогать нижней губой. Виновник сего членовредительства возвышался неподалеку. Весь облик гиганта невольно наводил на мысли о том, что, окажись этот зверь на месте своего тупого древнегреческого тезки да столкнись вместо него с блудным царем маленькой Итаки, то «Одиссея» Гомера получилась бы в три раза короче и не с таким жизнеутверждающим финалом.

Сам же Мясник прохаживался передо мной, заложив пальцы за ремень, и, раз за разом заслоняя от меня вожделенное солнце, излучал удовольствие от проделанной работы. Да и как было не радоваться – отступник вновь угодил в его руки живым и готовым упасть в гостеприимные объятия ордена Инквизиции.

– ...А ведь когда-то ты именовался гордо – Стрелок! А теперь? Бегущий Мертвец! И тебе самому не противно? – укорял меня мистер Уильямс тоном сердитого родителя, застукавшего своего отпрыска подсматривающим в окна женской бани. – Кстати, скажи спасибо за это имя тем четырем кабальерос. Это они окрестили тебя так, поскольку ни на грамм не сомневались, что рано или поздно я схвачу убийцу их командира...

Четверо бойцов – все, что осталось от некогда грозного отряда Карлоса Гонсалеса, – сбились в кучу и исподлобья глядели на меня. Будь их воля, они немедля выпустили бы мне кишки, однако незыблемый авторитет главнокомандующего охлаждал пыл горячих «пикадоров» не менее горячего при жизни Матадора. Теперь же сарагосец являл собой холодный и изрешеченный моими пулями труп, за что очень скоро мне также предстояло отвечать.

С момента появления последних «сант-роверов», принадлежащих, как выяснилось, Прибалтийскому отряду, прибыл еще только один – как раз именно с этими вышеупомянутыми «кабальерос». Но со слов Бернарда я понял, что тот намерен дождаться всю свою многочисленную команду, выстроить ее, гордо продемонстрировать лично устраненную причину для беспокойства, а затем, выразив всем глубокую благодарность, разъехаться по местам постоянной дислокации.

– Ну что, предатель, – поглядывая на окружавших его бойцов, продолжал глумиться Мясник, – может, расскажешь бывшим братьям о том, как такой отличный командир отряда выродился в столь мерзкое богоненавистническое чудовище? Поведай-ка нам, как Иуда промыл тебе мозги и, притворившись, что умирает, вынудил принять у него исповедь, тем самым скрепив договор между тобой и Дьяволом. Как ты помог покончить ему жизнь самоубийством, заставив сымитировать нападение на магистра Аврелия. Как поддался чарам рыжей ведьмы, по ее наущению прикончил брата Карлоса и его бойцов, после чего сбежал вместе с ней и Иудиными выродками...

При этих словах главнокомандующего «осколки» Пятого отряда загалдели и замахали руками, но тут же примолкли, встретив недовольный взгляд моего «проповедника».

– И в довершение ко всему ты – еретик и Каиново отродье – не без помощи той же ведьмы умудрился совратить четверых бойцов вверенного тебе подразделения, посеяв в их душах греховные семена неповиновения! – сказав это, Мясник сделал паузу, давая братьям переварить услышанное, а затем вновь продолжил: – Но видишь, как все обернулось: ведьма сбежала к русским – впрочем, там ей и место, у безбожников! – а тебя бросила как картофельную шелуху... Вот так, мистер Хенриксон, бывает с каждым, кто отвергает строгие, но непоколебимые чертоги Создателя в обмен на безбрежные, но призрачные алмазные россыпи Преисподней!

Я благоразумно молчал, опасаясь, что брякну что-нибудь не в струю и получу по больному носу, тем самым испортив себе любование дивной красоты пейзажем: зеленовато-прозрачная водная гладь северного кратера в обрамлении покрытого лесистыми холмами левого берега святоевропейского и теряющегося в туманной дымке правого – российского. А поверх всего этого купол безоблачного голубого осеннего неба...

И все же, несмотря на все усилия, моя ироничная натура не выдержала:

– Истинно так, мистер Уильямс! Все до последнего вашего слова – истинно! – глядя сквозь Мясника на озаряемые полуденным солнцем просторы, пробубнил я неродным из-за перебитого носа голосом. – Но та часть, где я науськиваю Иуду на убийство Аврелия, бесспорно, истеннее всех остальных!

Мясник пристально посмотрел на меня и незаметно – одними краями губ – улыбнулся. Мы-то с ним сейчас прекрасно понимали друг друга: я знал, что он лжет, и он знал, что я знаю это. Но другие братья, разумеется, верили официальной версии событий, а потому главнокомандующий как бы по-хорошему (пока по-хорошему!) просил меня не выдавать нашей общей тайны. «Молчи и не перебивай, а иначе!..» – означала эта многозначительная улыбка Бернарда.