Эпоха Стального Креста - Роман Глушков

И я знал, где достать то, что мне было нужно. Мало того – оружие это еще полтора часа назад принадлежало мне по полному праву – два изъятых у меня «глока»-близнеца вместе с полудюжиной обойм и ножом покоились на капоте разбитого «хантера». Очевидно, обрадованный моей поимкой Николас бросил их туда после своего триумфального доклада об успехах операции.

Легкие и удобные пистолеты настолько успели сродниться с моими ладонями, что казалось, будто линии на них уже протерли борозды в матово-сером пластике пистолетных рукояток. Пистолеты лежали под ярким солнцем, и хоть и являлись бездушными вещами, но упрямо манили меня к себе, предлагая воспользоваться ими в последний раз...

Все, что от меня требовалось, так это совершить отчаянный двадцатиметровый рывок, схватить хотя бы один «глок», а затем методично расстрелять его обойму по Охотникам. Я был абсолютно уверен, что после этого все они откроют ответный огонь чисто непроизвольно...

Но недолго подобная мысль повелевала моим рассудком: слишком много людей стояло на пути к заветной цели, слишком много... Эх, если бы что-то отвлекло их внимание и тогда...

Так что пришлось оставить призрачные надежды и, покорно склонив голову, готовиться к худшему...

Протяжно застонав, пришел в себя Гюнтер. Он заставил не на шутку поволноваться своих охранников, когда совершил несколько рывков, прежде чем понять, что крепко связан. Германец обвел всех вокруг себя воспаленными глазами, не делая, по-моему, никакой разницы между мной, Михаилом и Охотниками, а после чего смачно выругался на рублено-резком родном языке.

– И тебе привет, человек-домкрат! – ответил ему Михаил. – Как видишь, чертов пессимист, я проспорил тебе выпивку. Ну ничего, как прибудем в Ватикан, так сразу тебя и угощу...

Гюнтер оценил мрачную шутку русского повторным, еще более продолжительным ругательством, насколько я был знаком с германским, обращенным уже непосредственно к нему.

Я перестал чему-то удивляться в этой жизни после того, как сам всего за одну ночь порвал со всем своим славным прошлым, имевшим солидный фундамент из заслуг перед Пророком и неплохие перспективы на будущее.

Мой поступок был полностью объясним для меня и для моих друзей, но, по мнению остальных бывших моих братьев, уж больно попахивал элементарным сумасшествием.

Так и в случае с магистром Конрадом. То, что иногда вытворял этот маленький, но далеко не глупый и отнюдь не трусливый человечек, плохо укладывалось у меня в голове. Для него же самого подобные выкрутасы считались вполне в порядке вещей...

Я начал было думать, что его честь уже на полпути к Петербургу, когда над заставой раздался его старавшийся казаться неимоверно грозным голос:

– Бернард Уильямс! К тебе обращается магистр Конрад фон Циммер, потомственный инквизитор во втором поколении! Как ныне действующий член ордена Инквизиции, советую тебе немедленно и беспрекословно исполнить все мои требования!

Мясник, который в этот момент утолял жажду из жестяной фляжки, аж поперхнулся, прыснув водой на лобовое стекло стоявшего перед ним «хантера». Головы всех братьев тут же принялись вертеться по сторонам, ища автора этих невиданных по смелости заявлений...

– Так вот, слушайте внимательно: я требую тотчас же отпустить Эрика Хенриксона и двух его друзей, а тебе самому покинуть территорию суверенного Российского государства! Эрик – политический эмигрант, а ты со своей бандой пересек государственную границу и потому находишься здесь незаконно! Своими действиями ты создаешь дополнительную напряженность в и так непростых отношениях между нашими странами!

Наконец вестник строгой буквы международного права был обнаружен. Взобравшись на крышу казармы, черт его знает где скрывавшийся до этого коротышка балансировал почти на краю карниза, уцепившись обеими руками за стропилину. Оттуда он и пытался стращать Бернарда ухудшением внешнеполитической обстановки, на которую тому, сказать по правде, было абсолютно начхать.

– О чем таком вы говорите, ваша честь? – Приставив ладонь ко лбу козырьком, Бернард разглядел наконец маячившего сверху магистра. – Вы, случаем, не заболели на голову (в этом вопросе мое мнение и мнение Мясника полностью совпали)? Спускайтесь вниз, незадачливое Господнее творение – мы скоро едем домой. Там вас подлечат и отправят в длительный отпуск, а если это не поможет, то и в отставку. Святая Матерь Божия, да что это на вас надето?!

– Ты плохо расслышал меня, бесстыжие твои глаза?! – Возвращением в Ватикан Конрада обрадовать было уже нельзя. – Последний раз повторяю – катитесь отсюда! Пограничная черта Святой Европы на полкилометра западнее! Не веришь – загляни в карту или Таллинскую Пограничную Конвенцию!..

– Точно сбрендил! – проконстатировал Бернард. – Братья, вы только посмотрите, во что он наряжен...

Бойцы вслед за командиром тоже позадирали головы вверх, с ухмылками наблюдая за разгоравшимся представлением. Даже наша пленная троица отошла для них вроде как на второй план...

В моей голове снова занозой принялось нарывать острое желание прорваться к пистолетам, пока наш Черпак нес с крыши свою ахинею. Я сконцентрировался на этой мысли и даже подтянул поближе пятки, готовясь вскочить на ноги. Однако по-прежнему меня останавливало слишком большое количество народа, толпившееся возле моих «близнецов»...

Было заранее ясно, что благородная попытка Конрада прийти на выручку друзьям потерпит неудачу. Я искренне сочувствовал ему – как не претило коротышке возвращаться обратно в Божественную Цитадель, но теперь, хочешь – не хочешь, а придется смириться с этим.

– Нет, я вообще к кому обращаюсь? – упорно продолжал настаивать Конрад на соблюдении Бернардом закона. – Сначала вы, разлюбезнейший мерзавец, злостным образом игнорируете мой приказ на пароме и чуть меня не убиваете, а теперь и вовсе докатились до грубейшего нарушения Таллинской Конвенции! Последний раз предупреждаю: оставьте политэмигрантов в покое и возвращайтесь туда, откуда пришли!

– На пароме, ваша честь, того требовала ситуация, а здесь... – Мясника уже не забавляли угрозы коротышки, а постепенно начинали выводить из себя. – Какого черта я вообще расстилаюсь перед вами?! Вы, кажется, перегрелись на солнце! Стойте там и не двигайтесь; сейчас вас снимут!

Я посчитал своим долгом загодя отвести от Конрада все подозрения и, насколько возможно, помочь ему:

– Мистер Уильямс, послушайте меня! Будьте с Конрадом обходительны и не бейте его – он и впрямь тяжело болен. Мы слегка попытали его на предмет кое-какой информации, и нервы магистра не выдержали. Его честь нуждается в серьезном лечении...

– Не будь ты отступником, мистер Хенриксон, я бы просто пожал тебе за это руку, – не спуская прищуренных глаз с глашатая таллинских договоренностей, процедил в ответ Мясник. – Ну почему вы просто не прикончили его?

Ничего ответить на это я не успел, поскольку события вдруг начали сменять друг друга настолько стремительно, что не иначе, как подарком судьбы я это назвать не могу...