Зачем нужны умные люди? Антропология счастья в эпоху перемен - Анатолий Андреев

Законы индивидоцентризма (вывернутые наизнанку законы персоноцентризма) препятствуют ходу истории. Навязывать человечеству сценарии наподобие «инклюзивного капитализма» – значит идти не в ногу с историей. Мы вступаем в эпоху критически важных для судеб человечества ошибок, которые допускают сильные мира сего. Хотелось бы думать, что обсуждение законов гуманитарных наук позволит переключиться на позитивную повестку.

Опираясь на эти три закона, которые «адаптируют» универсальные диалектические законы к гуманитарному космосу, можно научно интерпретировать любой (подчеркнем: любой) феномен гуманитарной культуры, не прибегая при этом к привычному насилию над реальностью, иначе говоря, принимая к сведению «сопротивляемость» образных моделей формам и методам научного познания, несводимость одного к другому и в то же время держа в уме вечное стремление психики к образно-модельному гегемонизму, к подмене одного языка культуры – другим. При таком подходе – и это неописуемо важно – отпадает необходимость подмены научного познания – «диалогом», то есть слегка завуалированным под наукообразие художественно-психологическим (идеологическим) освоением мира. С научными предложенные законы роднит то обстоятельство, что они носят объективный характер (их нельзя произвольно отменить); определение же «гуманитарные» означает, что эти объективные законы под силу далеко не всякому субъекту. Непременное условие усвоения законов: овладение тем качеством или уровнем диалектического мышления, которое мы определяем как тотальная диалектика. Именно этот уровень научного мышления, превращающий человека в личность, способен «порождать» (отражать) и усваивать законы гуманитарного космоса.

Более того, космоса как такового. Вселенной как таковой. Если гуманитарные законы верны, они связаны со всеми остальными законами, известными человечеству.

Тотальность – это высшее выражение «глокальности».

Итак, сам факт отсутствия законов говорит о том, что законы пытаются обнаружить с помощью образно-моделирующего сознания (сознания индивида). Пытаются их «в упор не замечать». Но как только точка отсчета («очки») меняется, как только мы начинаем выстраивать отношения с «гуманитарным знанием» с позиций научного («глокального») сознания, сразу же появляются если не законы, то потребность в них. Само появление законов не ставится под сомнение и становится делом времени.

Иначе говоря, сам факт отсутствия законов сегодня базируется на «глокальном» законе двух языков культур и представляет собой проявление этого закона.

Таковы те логические границы и пределы, к которым ведет последовательная и научно состоятельная «воля к методу».

Проще говоря, мы сложили свой пазл. Как говаривал Цицерон, feci quod potui faciant meliora potentes. Я сделал, что мог; пусть те, кто могут, сделают лучше.

Где-то здесь, в этом месте книги мне хочется принести свои извинения читателям за то, что я, возможно, порой бываю излишне категоричным. Невольно. Словно говорю от имени Закона.

У меня, конечно, нет таких полномочий. Да они мне и не нужны.

Мне хочется принести извинения, но, откровенно говоря, вины за собой я не чувствую.

Тут дело в том, что, говоря о законе, важно помнить о свободе выбора как о следствии гуманитарных законов. Читатель, конечно, имеет право на свободу выбора. Слово должен должно звучать как можно меньше. Я это осознаю. Я должен убирать слово должен. Но даже если я убираю слово должен, понятие «должен», словно тень закона, прячется где-то в интонации, синтаксисе или между строк. Да еще моя склонность доводить степень изложения ясности до словесных формул, в идеале – афоризмов, которые сами по себе, как форма, источают категоричность.

Скажи кратко и точно, как Цицерон, – вот ты уже и категоричен.

Мне не за свою позицию хочется принести извинения – я, как и любой другой, имею право на собственное мнение; хочется принести извинения за сам факт присутствия в жизни закона. «По вине закона» в книгу вкрадываются чрезмерные апелляции к чувству долга, к долженствованию как способу и укладу жизни (если эти апелляции действительно присутствуют, если это не плод моей растревоженной научной совести).

Дело в том, что обозначенные апелляции не входит в мой замысел; даже, я бы сказал, противоречит моему замыслу. Но!

Трудно говорить о законе, пусть и гуманитарном, внятно, оставляя за другим право принимать или не принимать этот закон. Закон, как известно, суров. Из уважения к Закону, я должен быть «суров» (точен и понятен); из уважения к читателю я должен быть демократичен.

Но если я оставляю за читателем право принимать или не принимать закон всемирного тяготения, демократичен ли я?

По форме – да, по сути – это издевательство над Законом, здравым смыслом и читателем заодно.

Но закон всемирного тяготения и гуманитарный закон – это не одно и то же, скажете вы. Это разные вещи!

Вот тут я с вами не соглашусь. Законы универсальны и связаны друг с другом. Именно поэтому, полагаю, я говорю не от имени Закона, а стараюсь говорить языком Закона. Ничего личного.

Если бы я в этой ситуации вслед за своим хотением принес читателям свои искренние извинения, это были бы извинения от имени Закона. «Мы с Законом приносим свои извинения…» Было бы смешно и нелепо. Мне хочется принести извинения за то, что обрушиваю на душу и сознание читателя всю тяжесть Закона, за то, что выступаю в роли толмача и одновременно вестника беды, в роли гонца, доставившего плохие известия. Как известно, гонцу с плохими известиями – первый кнут.

Надеюсь, читатель разберется, где Закон и где гонец. Кроме того, я не считаю, что сообщил «пренеприятные известия». Скорее, наоборот.

Вот почему из уважения к читателю и Закону я извинений приносить не стану.

Но подчеркну, что я понимаю, насколько тяжело впускать в свою жизнь Закон и Порядок. Хотя иных разумных вариантов я не вижу.

Ибо: только Закон приносит свободу.

Вот она, «глокальность» во всем своем великолепии – величии и неотвратимости. «Глокальность» в действии.

Читатель, конечно, никому ничего не должен. Все мы живем свою жизнь и организовываем ее так, как считаем нужным. Меня, например, это вполне устраивает. Это лучшая исходная позиция для пробуждения интереса к персоноцентризму.

Нельзя стать «глокальным» ни с того ни с сего, по щучьему велению. Но стремиться к этому надо.

Зачем?

Счастья в жизни прибавится. Я не шучу.

Я стараюсь указать на возможность улучшения жизни, на неявное, но несомненное присутствие Закона в жизни. А должен читатель воспользоваться этой возможностью, должен ли сделать присутствие Закона явным или нет – каждый решает сам.

Это не попытка «гонца» вызвать сочувствие; это попытка достучаться до понимания.

Из уважения к истине я пытаюсь делать все, что в моих силах.