Должность во Вселенной. Время больших отрицаний - Владимир Савченко

«Теперь мне не отвертеться», – подумал он, отпирая дверь своей комнаты, «пецария», – и, осознав эту мысль-чувство, замер на пороге.

– От чего? – спросил сам себя. И сам ответил: – От ясности. От ясного, однозначного отношения к НПВ, Шару, Меняющейся Вселенной, новому знанию. Ко всему, что было, есть и еще может быть здесь… Выходит, я уворачивался?

Похоже, что так. Проблемы возникли не сейчас, они накапливались, и он думал над ними, вернее, помнил, что надо думать. Пытался не раз и не два собраться как следует с мыслями, все сопоставить, оценить… огорчался, когда отвлекали текущие дела (а они постоянно отвлекали), обещал себе: вот разделаюсь с этими, тогда все побоку и возьмусь!.. Ну вот еще отодвину в сторону эту проблему, которая загораживает обзор, и тогда…

А сейчас, стоя в дверях, Пец понял, что это он во внешних слоях психики огорчался, что текучка заедает, – ваньку перед собой валял. В глубине души он был благодарен текучке, что она заедает, с облегчением погружался во все новые дела, отвлекающие от трудных мыслей и долженствующих последовать за ними решений. Видно, чуял, что логикой, знаниями, даже талантом физика – всем, чем он был горазд, – эту проблему ему не взять; думай не думай… Вот и доотвлекался до того, что проблема стала настолько неотвлеченной, жизненной, злой, что просто бьет наотмашь. Одного уже свалила. И он не готов.

Поэтому, когда Корнев выкладывал все и возникало беспомощное детское желание забиться в угол, прикрыться ладошками от истин, – не надо! А затем и хуже: щенком себе показался.

«Прикрывался текучкой, как ладошкой. Да только хватит, не ребенок и не щенок».

IV

«…А что, если не броуново блуждание это?» Ему вспомнился тот разговор-чаепитие в начале августа с Дормидонтычем. Доказывавшим. Тот говорил убедительно: что бы они ни делали, они расширяют Контакт. Между двумя Вселенными. Шар не случайно здесь.

«Контактное выпячивние МВ из Шара? Мы начали его, сделали свое, дальше обе Вселенные обойдутся сами. Напрямую. А мы, а Земля?.. Что мы значим в таких масштабах?.. Как в индийской пословице: шип извлекают шипом, потом оба выбрасывают».

Эта мысль настолько сходилась с доводами Корнева, что Валерьяну Вениаминовичу стало жутко. Если в том космически элементарном процессе разбухания и развала планет Вселенная держит нас за «бродильных бактерий», то и здесь, наверное, так же? Главное, чтоб получилась большая НПВ-дыра – чего проще, как говорит военпред Волков. И чтоб в нее проскакивали вселенские пустячки – звезды. Какое может иметь значение, что станется здесь с тем, что мельче звезд!.. «Выходит, и смерть Корнева не случайна?..»

Воздух в «пецарии» был сырой и затхлый. Включив свет, Валерьян Вениаминович увидел, что на потолке, захватывая и стену, распространилось ржавое пятно, штукатурка там осыпалась. Люстру покрывала серая от пыли паутина, линолеум на полу покоробился, завернулся по краям полос. Это были проявления К-времени. Вчера он сюда так и не добрался, позавчера тоже – был здесь 13-го в эту примерно пору. При К122 здесь минул год – и вид у помещения был именно такой, какой бывает у оставленного без присмотра на год.

«Напрасно крыл меня этот из стройминистерства, – подумал директор. – Все-таки ускоренное время свое действие оказывает. Но работать здесь нельзя. Надо прислать ремонтников».

Запер «пецарий», двинулся в лабораторию MB. «Обсужу новость с ними».

V

Здесь тоже шел:

В МВ исполнялся:

В лаборатории трудились четверо: Любарский, Толюня, Буров и Миша Панкратов.

Гибель Корнева для всех их была большим ударом. Но – если без соплей – разрушение системы ГиМ, сопутствовавшее этому, ударом еще большим. Чувства их можно сравнить – приблизительно, на популярном уровне – с переживаниями водителя, у которого в пустынной местности сломалась автомашина: вот только что он, разумный и могучий гомосамец, мчал со стокилометровой скоростью, ему было рукой подать до нескольких областных центров, множества районных городков и окрестных деревень, было наплевать с высоты своего сиденья на ночь и дождь. И вдруг выясняется, что это не он мчался, а машина, что это ей досягаемы областные и прочие города с гостиницами, – а ему, комочку плоти, дай бог добрести до ближайшего хуторка, чьи огни на горизонте, и при этом не заблудиться и не простыть.

Чувства обобранности и обездоленности у сотрудников лаборатории, пожалуй, были еще сильнее. Они привыкли, поднявшись на аэростатах, поворотами ручек устранять мегапарсеки, отделяющие их от галактик и звезд; привыкли в комфортных режимах просматривать жизни почти вечных миров, «листать» планеты, звездно-планетные системы, вселенные в поисках интересных объектов и событий… настолько привыкли, что поручили это автомату. Все это стало для них нормальным видением мира, нормальной жизнью во Вселенной. И сейчас они почувствовали себя глухими и слепыми ничтожествами. Любарский, чтобы хоть как-то скомпенсировать эти чувства, при помощи Панкратова в кинозале просматривал и сортировал видеозаписи объектов MB, отделяя то, над чем еще следовало помудрить. Васюк и Виктор Федорович, забыв прежнюю взаимную неприязнь, в соседней комнате обсуждали, как восстановить систему ГиМ.

Все они, кроме Миши, составляли комиссию по расследованию причин вчерашней катастрофы, формальным председателем которой был Пец. Стало быть, работали здесь с утра, восьмые сутки по здешнему времени; срок достаточный, чтобы разобраться, составить заключение и перейти к иным делам. Разумеется, в такой ситуации они и думать не могли: потратить несколько земных часов на участие в похоронах главного инженера.

Появление Пеца в комнате Васюка не вызвало у инженеров заметных чувств. Анатолий Андреевич только кивнул ему издали – может быть, несколько глубже и замедленнее, чем обычно, – и снова уперся руками в края кульмана, нахмурил лоб, устремил глаза на эскизы. Буров подошел, поздоровался и после немногословного мужского выражения чувства скорби сообщил, что заключение они как раз отправили вниз, на перепечатку. В основном ничего нового сверх выводов, к которым они вместе с Валерьяном Вениаминовичем пришли еще утром, в нем не содержится. Но… но! – некоторые повреждения в системе никак нельзя объяснить ни аварийным пробоем, ни падением кабины на крышу: во-первых, оплавленное оргстекло купола, во-вторых, снятые – обычным способом, путем отвинчивания винтов и отщелкиванием затворов – задние панели корпуса автомат-персептрона, и в-третьих, самое серьезное: из схемы автомата удалены предохранительные реле и блокирующие микросхемы – одни выломаны, другие вынуты из гнезд. Чего-то такое там Александр Иванович делал… В заключение они эти факты не внесли, будучи уверены, что Валерьян Вениаминович так решил бы и сам: Корнева это из гроба не поднимет, а малокомпетентным официальным лицам даст повод для придирок, которые ничем не помогут – и даже напротив.