Китай при Мао. Революция, пущенная под откос - Эндрю Уолдер

корректировки произошли только через два года после кончины Мао. Премии за продуктивность с 1966 г. были запрещены по политическим мотивам. Рабочие ячейки пытались исправить эту ситуацию, изыскивая возможности для оказания сотрудникам небольшой финансовой помощи или путем обеспечения их какими-либо товарами и услугами в натуральном выражении. Однако все это были разовые меры. Новые поколения трудящихся влились в рынок труда с минимальной зарплатой и так и оставались самыми низкооплачиваемыми категориями трудящихся. Средняя заработная плата промышленных рабочих в городах стабильно снижалась. Как мы видим из графика 14.5, продолжительное падение размера оплаты труда городских жителей началось с национализации промышленности в 1956 г. и шло в течение двух последующих десятилетий. Единственное исключение из этой нисходящей тенденции – резкий спад во время «большого скачка», когда миллионы новых работников были сначала резко наняты на стартовые должности, а потом столь же быстро подвергнуты в связи с коллапсом экономики сокращению. В 1957 г. средняя ежегодная зарплата составляла чуть меньше 700 юаней. К 1976 г. этот показатель сократился до чуть более 630 юаней [Walder 1986: 195].

График 14.5. Средняя заработная плата в государственном промышленном секторе КНР, 1952–1976 гг. Источник: [State Statistical Bureau 1983: 490]

Все более скудным семейным бюджетам сопутствовали как нехватка объемов, так и недостаточно высокое качество потребительских товаров. Система квотирования промышленной продукции все еще действовала и продержится последующие десять с лишним лет. Самые желанные товары представлялись весьма примитивными по стандартам рыночных экономик соседних государств. Любой городской житель того времени мог по памяти привести список самых востребованных товаров длительного потребления: швейная машинка, наручные часы, радио и велосипед определенной марки. Швейные машинки с ножным приводом были копиями советских швейных машин 1950-х гг., которые в свою очередь воспроизводили модель Singer, продававшуюся в США еще в 1920-х гг. Наличие швейной машинки позволяло максимально эффективно использовать ежегодный отрез ткани. Китайские радиоприемники все еще работали на электровакуумных лампах. Велосипеды представляли собой крепкие модели с одной скоростью и выступали в городах основным средством передвижения.

Система нормирования товаров исключила необходимость стояния в очередях за основными видами промышленных товаров, однако проблема дефицита не была решена. Всегда обнаруживались некие товары, приобрести которые представлялось проблематичным: ботинки и готовая одежда надлежащего размера и стиля, мебель, туалетная бумага, кухонные ножи, которые бы не тупились после нескольких применений, кастрюли и сковороды, которые не трескались бы при нагревании, и так далее. Недовольство доступностью, качеством и размерами товаров было обычным явлением. Государственные магазины периодически не справлялись со спросом на свежие фрукты, овощи, рыбу и свинину, а когда продовольственных товаров было вдоволь, они зачастую были увядшими, поврежденными или зловонными. Покупателям приходилось постоянно быть во всеоружии. Нехватка потребительских товаров должного размера или надлежащего качества спровоцировала между друзьями и всеми, с кем можно было наладить полезные «связи», формирование полноценной культуры взаимовыручки и взаимодействия. Иностранные путешественники, посещавшие Китай в первые годы после кончины Мао, ожидали увидеть аскетичное и эгалитарное общество, которое избежало поднявшейся на Запада волны свирепствующего потребительства. Вместо этого сразу по их прибытии китайские знакомые немедленно начинали осаждать их просьбами купить что-то в специализированных магазинах для иностранцев. Приезжие зачастую поражались той обостренной целенаправленности, которую китайцы проявляли в своем стремлении приобрести дефицитные потребительские товары, и агрессивности городской культуры постоянного обмена взаимовыгодными одолжениями [Ibid.: 179–186, 194–205].

Наиболее заметным символом спада качества жизни в городах представляется жилищный фонд. Уже в 1950-х гг. жилья катастрофически не хватало, и в последующие 20 лет ситуация лишь усугублялась. В 1953 г. на жилье приходилось 12,5 % общенациональных расходов на капитальное строительство. Этот показатель в дальнейшем постепенно снижался по мере того, как нарастали инвестиции в товары производственного назначения. За десять лет после 1966 г. на жилье приходилось от 2,6 до 6,5 % национальных затрат на строительство [State Statistical Bureau 1983: 339]. Все это выражалось в необходимости для молодоженов долгие годы ожидать своей очереди на получение квартиры, еще больше приходилось ждать семьям, которые хотели улучшить свои жилищные условия. Эксплуатационно-техническое обслуживание существующих зданий, которые постепенно приходили в негодность, производилось крайне нерегулярно. В 1956 г. на городского жителя приходилось в среднем около 4,3 квадратного метра жилой площади. К 1976 г. этот показатель сократился до 3,6 квадратного метра. Даже по официальным стандартам 50 % жилья находилось в «ненадлежащем состоянии», а 10 % – в «аварийном состоянии» [Walder 1986: 194–196].

В середине 1970-х гг. семьи из четырех человек зачастую проживали в одной комнате. Один и тот же письменный стол использовался для приемов пищи, выполнения учебных заданий и работы на дому после ужина, а также в качестве спального места на ночь. Недостаток пространства был лишь одним из аспектов более универсальной проблемы. Городские квартиры не имели базовой жилой инфраструктуры. Редкостью были отдельные туалетные и душевые комнаты. В многоквартирных домах уборные размещались на этаже, в более старых районах – иногда даже во дворах или на улице. В некоторые квартиры вода поступала централизованно, однако большинству семей приходилось пользоваться умывальниками общего пользования. Редкостью были кухни для отдельных семей. Обычно предусматривалось общее пространство для приготовления пищи. Чаще всего для отопления использовались печи, работающие на угле. Тепло и приготовление пищи обеспечивались угольными брикетами. Плохая вентиляция могла привести к смерти от отравления угарным газом. Электрические вентиляторы были мало распространены, а бытовые кондиционеры воздуха еще неизвестны. Лишь высокопоставленные кадры имели доступ к личным телефонным линиям. В жилых районах позвонить можно было с общественных телефонов, которые размещались неподалеку от жилищно-эксплуатационных контор или непосредственно в их помещениях. Когда человеку звонили, то его приглашали к телефону соседи – как правило, люди на пенсии, которые добровольно вызывались помогать в своем районе. Звонки за рубеж были просто немыслимы, и еще долгое время после кончины Мао на междугородний звонок нужно было записаться в муниципальном отделении почтового управления и отстоять в очереди.

Последний штрих пренебрежения жилищными условиями рядовых граждан заключался в крайне ограниченных объемах услуг, предоставляемых городским жителям. Вплоть до ликвидации в середине 1950-х гг. частного сектора китайские города были заполнены небольшими семейными предприятиями: буквально на каждом шагу располагались продовольственные лавки, рестораны, гостевые дома, чайные, бары, всевозможные розничные магазины, парикмахерские, ремонтные мастерские, кабинеты стоматологов и специалистов традиционной китайской медицины, мастерские точильщиков ножей, бани и многое другое. К началу 1960-х гг. вся эта инфраструктура практически исчезла. Из-за постоянных нападок на частный сектор предпринимателям приходилось либо закрываться, либо вступать в немногочисленные коллективные или государственные предприятия, которые предоставляли подобные услуги. После этих потрясений китайский сектор услуг долго не мог восстановиться. Работало лишь незначительное количество огромных