Письма, телеграммы, надписи 1889-1906 - Максим Горький

эти торопливые мои писания имеют мало цены.

Ну, до свидания, мой хороший друг. Еще раз спасибо за все! От души.

Это письмо пройдет до тебя 15 дней. Твой ответ на него я получу через 15 же.

Пиши. Но — в начале октября я отсюда уезжаю — это решено. И ты пиши по адресу:

Bühnen- und Buchverlag russischer Autoren J. Lady-schnikow.

Berlin W. 15. Uhlandstr. 145.

Иван Павлов[ич] перешлет, он всегда знает, где я.

Ну, до свидания! Увижу тебя с большой радостью. Расцелуй Максима. Получал ли он открытки с индейцами? Я часто посылал их.

Всего, всего доброго! И твердости духа. Это — самое лучшее, само драгоценное.

Жму руку.

Кланяйся Елене, П[авлу] П[етровичу] и всяким старым знакомым.

А.

390

Е. П. ПЕШКОВОЙ

Между 16 и 27 сентября [29 сентября и 10 октября] 1906, Америка.

Я думаю, что причиной смерти девочки является какая-либо скрытая форма туберкулеза — из твоего письма это невольно выводишь. Следует, мне думается, более беречь Максима, если нужно, чтобы этот человек жил, — полагаю, что и в нем есть-таки семена болезни, которыми я был богат в пору его рождения.

Я особенно ярко помню девочку в Горбатовке, когда она ходила по лесу и кричала: «И я насла ги-лип!» Ты права — мне тяжело. Но это, конечно, — неважно.

Когда ты получишь это письмо — я буду в океане, по дороге в Италию. Пиши — Неаполь, до востребования. Где буду зиму — не знаю еще. Вероятно, в каком-либо маленьком городке. Сяду и буду работать. Мне пора писать автобиографию и вообще необходимо много писать — между прочим, об Америке. Почему ты хочешь жить в Москве? Полезно ли это тебе и сыну? Я бы, на твоем месте, выехал за границу. Например — в ту же Италию.

Не хочется уезжать из России, интересное время? Оно везде интересно. Начинается, — в этом нет сомнения, — всемирная революция. Для нее нет стран более или менее интересных, — она с одинаковой силой растет всюду. Люди тоже везде одинаковы в общем, и хотя это страшно печально, но — надо воевать всегда, везде, во всем. Хорошо бы кое-чему поучить Максима, чтобы он не жил зря. Каков он? Ты о нем никогда не пишешь, о его характере, привычках. Он не глуп?

Впрочем, я надеюсь увидеть тебя и его в эту зиму.

Пока — больше не пишу. У меня, как всегда, масса дела. И здесь, между прочим, мне приходится принимать участие в выборах секатора от партий в парламент. Сочиняю воззвание и прочее.

Жму руку, всего, всего доброго.

А. П.

Лучше, если ты будешь писать мне по этому адресу:

И[ван] П[авлович] всегда знает, где я.

Bühnen- und Buchverlag

russischer Autoren

J. Ladyschnikow

Berlin W. 15, Uhlandstr. 145.

391

К. П. ПЯТНИЦКОМУ

Не позднее 14 [27] октября 1906, Италия.

Дорогой мой друг!

Сегодня, наконец, получена Ваша телеграмма, очень обрадовавшая, о времени приезда. Приезжайте, здесь удивительно хорошо! В ту пору, когда Вы приедете, я буду уже свободен, кончу повесть, мы с Вами двинем в Помпею, нам покажет ее профессор, заведующий раскопками. Все поездки по стране я отложил до Вашего приезда. Интересного здесь — океан!

Пожалуйста, привезите мне словарь Даля в обработке Бодуэна [де-]Куртенэ, его так ругает «Новое время», что, должно быть, это интересно. Затем VII-й том Ибсена — переписку. Остальные книги пришлет Ив[ан] Пав[лович].

Лагарделя, Кропоткина — «По тюрьмам» — Вы. И сборники. Хорошо? Овидий Назон «Наука любить», изд. Суворина.

А у меня вдруг обнаружились какие-то язвы в кишках и в желудке (язвы?). Несколько дней изнемогал от нестерпимой боли. Был некий профессор из Неаполя, специалист по сим делам, говорят — авторитет, лечит королеву и проч. и т. п. Он и нашел эти язвы. Видимо, они его испугались — лечит королеву, чорт возьми! — боли исчезли, и я уже здоров. Но ем рисовую кашу, дают мало, и вообще — обращение гнусное.

Как Вам нравится «Жизнь человека»? Мне — нет, что я и написал Андрееву. А Лазарь — хорошо.

Нас ругают? Ну, что ж? Так ли ругаются во Франции! То ли пишут в Америке! И что еще будут писать о нас!

Пока я жму Вам руку, приедете — крепко обнимемся. Рад буду я видеть Вас, дорогой Кон[стантин] Петр[ович]. До свидания!

А.

Привезите адрес Ек[атерины] Пав[ловны], мне очень нужно. И — если бы Вы привезли папирос! О! Здесь нечего курить, кроме сигар, но от их дыма лошади за версту чихают.

Здесь, на одной из скал, водятся ящерицы, единственные во всем мире. Факт.

А.

М. б., вышли какие-либо особенно интересные книги по естест[венным] наукам — популярные, конечно, — и по истории?

Тащите! Я голоден, и голодаю не только физически.

392

К. П. ПЯТНИЦКОМУ

Не позднее 15 [28] октября 1906, Италия.

Вчера забыл вложить в письмо к Вам просьбу о высылке гонорара за пьесы на Ваше имя. Вот эта просьба. Пожалуйста, выньте из конверта, адресованного на имя Кондратьева, мою расписку в получении денег, а когда деньги Вам пришлют, проставьте в ней цифру и число и пошлите в общество.

Прилагаю письмо Луначарского и мой ответ ему, — хорошо было бы, если б Вы могли не посылать его по почте, а передать хотя бы Л[еониду] Б[орисовичу] для вручения адресату. Письмо Луначарского, пожалуйста, прочитайте. Человек он с талантом и, по-моему, может написать хорошую вещь, однажды.

Вероятно, на столе у меня лежит эта его пьеса и в ней — письмо? Если так, будьте добры, пошлите ему ее с письмом вместе.

А засим — до свидания!

А. П.

Прочитайте письмо Ладыжникова — каково?

393

И. П. ЛАДЫЖНИКОВУ

Середина [конец] ноября 1906, Капри.

Дорогой Иван Павлович —

Айзман написал превосходную пьесу из быта евреев-революционеров. Работа — яркая, движения — сколько угодно, четвертый акт — вооруженное восстание, так что в смысле сценичности — поскольку я понимаю — все в порядке! Характеры — чудесные, вообще это большая вещь, с высоким подъемом.

Я написал ему, чтоб он послал Вам рукопись. Вы убедитесь сами, какая это вещь. Затем посылайте ему форму договора и постарайтесь продать пьесу в Америку, через Хилквита, — она должна иметь везде оглушительный успех как