100 магнитоальбомов советского рока - Александр Исаакович Кушнир

мне»), Леонид Кац («Подземка»), некто Митя Шестакович и Дима Ковалев из группы «Колледж». Ковалев солировал в композиции «Расслабься», а также сделал ряд клавишных подкладок в других песнях — на первый взгляд незаметных, но давших воздух всему альбому. Леня Кац извлек из мукасеевской «Электроники» (которая по традиции лишь сдавленно пиликала) саунд симфонического оркестра, ворвавшегося потоком струнных звуков в интродукцию «Подземки». В одной из композиций на барабанах сыграл Олег Бутман, который спустя почти десять лет принял участие в записи очередного нью-йоркского альбома «Оберманекена» «Полшестого утра».

Сама атмосфера сессии, казалось, порождала казусные ситуации. В одну из ночей в студии появился известный авангардист Алексей Тегин и прямо с порога заявил: «Я не могу сейчас играть, потому что только что вышел из больницы после операции аппендицита». После чего тут же выдул несколько аккордов на трубе в «Шанхае» — композиции, которая вместе со «Стратосферными парнями» позднее вошла в альбом «Нега и роскошь».

Помимо трубы Тегина в записи «Прикосновения нервного меха» оказалось задействовано еще несколько экзотических для рок-ансамбля инструментов. Баритон из Гнесинки Сергей Лебедев (его голос слышен в самом начале «Девочки-подростка») играл на бамбуковых занавесках, приватизированных с чьей-то кухни. В припеве «Подземки» звучало виолончельное соло Маши Персик — в недалеком будущем прославившейся как «женщина-торт» на первой эротической выставке, организованной «Оберманекенами» в театре Васильева. Анжей вспоминает, что то злополучное соло Маша разучивала вместе с Женей в самых темных уголках студии. Закончились эти уроки тем, что «женщина-торт» стала законной супругой Калачева и спустя несколько лет родила ему сына Людвига.

Бесстрастная магнитофонная лента зафиксировала учащенное дыхание Калачева в песне «Город в солнце», основной вокал на которой спел Анжей. Первоначально подобное чувственное дыхание воспроизводила одна из загадочных знакомых Раскольникова. Делала она это настолько натурально, что все находившиеся в студии мужчины, включая семейного Радзиминского, просто сходили с ума. В помещении гасли какие-то лампы, из щитов вышибало пробки. В итоге «Оберманекенам» пришлось отказаться не только от подобных инъекций, но и от женского бэк-вокала в принципе. Они не без оснований решили, что для альбома это будет чересчур прямолинейный ход.

«Это не иллюстративная музыка», — прокомментировали свое решение аристократы советского секса приютившимся в уголках студии претенденткам на роль местной Джейн Биркин.

Вообще говоря, при подобном вавилонском столпотворении музыкантов, актеров и просто знакомых «Оберманекенам» нужна была «твердая рука», которая взяла бы на себя ответственность за окончательные решения — по крайней мере, в музыкальном плане. Таким человеком оказался Борис Раскольников.

«Раскольников обладал необыкновенным качеством концептуального детектора, — вспоминают музыканты. — При всей своей достоевской сущности у него было уникальное чутье на стиль, современность и глубину материала. Малыми средствами он мог достигать значительных результатов. При нашей излишней эмоциональности Раскольников был крайне необходим, гася разгорающийся до небес пожар нашего творчества. Он стал нашим третьим глазом».

Но основными действующими лицами во время записи «Прикосновения нервного меха» были все-таки Анжей и Женя. Анжей являлся лидер-гитаристом и автором всех текстов, в которых сумел создать атмосферу эротической Атлантиды и ирреальных космических полей. Герои его песен — «черные женщины, горящие, как нефть», мечтательные девушки с острова Фиджи, «молодые мраморные гиганты», которые «начинают атаку сердца и проникают в запретные сумерки спален». Изысканные образы соответствовали выбранной теме: пепел упавших звезд, ночные проспекты, звездная пыль и т. д.

«Снег и тот же дождь / Я пью в полутемном кафе горячий эспрессо», — трепетно-тихо, с неожиданными паузами и продуманными акцентами пел Калачев. Его вкрадчивый сильвианоподобный вокал создавал на альбоме атмосферу туманности и словно являлся прообразом модной в 1990-х годах амбиентной музыки. Во всем этом сквозила какая-то теплота, доверительность и интимность.

«Ту нежность безумно трудно повторить сегодня, — говорит Женя спустя десять лет. — Возможно, она является даром того возраста, времени и совершенно уникального затишья перед страшным взрывом».

После выхода «Прикосновения нервного меха» «Оберманекены» оказались в ситуации «свой среди чужих, чужой среди своих». Они не имели шумного успеха в театральной среде из-за явной приверженности к рок-эстетике, равно как не смогли влиться в рок-движение вследствие своей камерности. «Московские театральные штучки», — пренебрежительно отзывались о творчестве «Оберманекенов» хмурые провинциальные рокеры, так ни разу и не прослушавшие альбом от начала до конца.

«Эта работа появилась чересчур рано и для многих явилась не просто эстетической диверсией, но и определенным вызовом существующей системе ценностей, — считает Анжей. — В опережающих временных особенностях этого альбома и состоит его уникальность».

Как писали впоследствии критики, под эти универсальные в своей вычурности песни можно было с равным успехом растлевать чужих детей и воспитывать собственных. Особенно остро подобные ощущения вызывают композиция «Девочка-подросток» (со стонущим саксофоном Орлова) и «Подземка» — одна из самых загадочных и закодированных песен, словно омываемая звуками океана. Затем следует пауза, и в наступившей тишине возникает инструментальная кода — как своеобразный мостик к будущему альбому «Нега и роскошь», украшением которого стал хит «Ночной портье»: «Нега и роскошь / Серебристая пыль кокаина / Зимние бабочки спят в гербарии глаз / Среди меха и перьев павлина / На обнаженном теле моей любимой».

Во времена, когда звукорежиссеры государственных студий при слове «оргазм» наотрез отказывались продолжать работу, музыканты «Оберманекена» воспевали боль, которая является частью любви, и любовь, которая продолжается за счет боли...

Калинов мост. Калинов мост (1987)

сторона A

Моя песня

С боевыми глазами

Девочка летом

Пойдем со мной

Отец работал

Во глубине сибирских руд

сторона B

Сансара

Ранним утром

Надо было

Дудки

Занавес

Первый альбом «Калинова моста», записанный в самом конце 1986 года, подводил итог новосибирскому периоду развития группы. Именно тогда и был заложен стилистический фундамент, который за последующее десятилетие, несмотря на все бури и громы, не претерпел существенных изменений.

Музыка «самой русской из всех русских групп» представляла собой замешанный на хард-роке и фольклоре утяжеленный ритм-энд-блюз. Агрессивно-победные «таежные марши» характеризовались мелодичным звучанием соло-гитары Василия Смоленцева, уплотненной ритм-секцией (Виктор Чаплыгин — Андрей Щенников) и энергично-напористым вокалом Дмитрия Ревякина.

На Ревякине в «Калиновом мосте» держалось многое. Приехав из Забайкалья, он поступил в Электротехнический институт (гнездо новосибирского рока) и под влиянием творчества «Воскресения» и «Машины времени» начал писать собственные песни. В итоге он стал автором почти всех композиций «Моста», которые исполнял под гитару в распевной манере с элементами блюзовой традиции.

На концертах Ревякин, стоящий у самого края сцены, ассоциировался с былинным русичем, вышедшим в расстегнутой косоворотке на поле брани сражаться со всевозможной нечистью:

«Мы пробудились от