100 магнитоальбомов советского рока - Александр Исаакович Кушнир

долгого сна, слух режут звуки тревоги / Кто охранял наш покой, кто нам строил берлоги?»

«На первых порах мы казались себе на концертах такими могучими сибирскими медведями, — говорит Ревякин. — Этот образ надо было как-то поддержать — и звуком, и общим настроением. Мы были молоды, из нас рвались наружу сердитость, задор, элемент понта и эпатажа. В нас присутствовало желание постоянной борьбы, и мы хотели поставить весь мир на колени».

«Мы воспринимали себя словно молодые ковбои или красноармейцы, — вспоминает басист Андрей Щенников. — Мол, всех порубим на скаку, поубиваем наповал. Мол, все очень круто».

В отличие от большинства групп ритм-секция «Калинова моста» выполняла не только номинально-структурные функции. Похожий на отставного ефрейтора Щенников, за спиной у которого была законченная музшкола по классу фортепиано, написал мелодию композиции «Моя песня» и инструментальный номер «Crazy». Долговязый и длинноволосый Чаплыгин, игравший до этого в хард-роковом «Ломбарде», был соавтором нескольких мелодий и автором песни «Ветер перемен», часто исполнявшейся тогда на концертах. Кроме того, на последующих студийных работах Чаплыгин эпизодически играл на губной гармонике и хомусе, а Щенников — на клавишах и трубе.

Несколько слов о гитаристах. Совсем еще юный Вася Смоленцев появился в группе за полтора месяца до записи первого альбома. Он дебютировал во время осеннего открытия сезона в рок-клубе, сменив гитариста Дмитрия Селиванова. Селиванов, воспитанный на спонтанном музицировании и атональном звукоизвлечении, стремился внести в жесткий аккомпанемент «Калинова моста» определенное стилистическое разнообразие.

«Я очень люблю импровизировать, — говорил Селиванов. — По канонам я редко играю. Одна из причин, за что я был изгнан из «Моста», — это то, что я два раза одинаково одну вещь не играю».

В наследство от Селиванова в репертуаре группы осталась композиция «Девочка летом», которую Ревякин впоследствии почему-то не решался исполнять в течение пяти лет. История гласит, что весной 1986 года Селиванов принес домой Ревякину пленку, с одной стороны которой был записан Заппа, с другой — Джей Джей Кэйл. «Перепиши себе музыку и сочини на какую-нибудь из мелодий текст», — сказал Селиванов. Дмитрий выбрал «Sensitive Kind» Кэйла. Так возник всенародно любимый блюз «Девочка летом».

В те майские дни у Ревякина было приподнятое настроение. С афганской войны вернулся его близкий друг, и, пребывая «в абсолютно пьяном состоянии», Дима буквально за неделю написал «Сансару», «Дудки» и «С боевыми глазами». Несмотря на прямо-таки бившую фонтаном энергию, эти лихие «песни-атаки» в текстовом плане были пока далеки от совершенства и грешили некоторой прямолинейностью. В ту пору Ревякин еще не насиловал корни древнеславянских слов, хотя языческие символы дикой природы (солнце, ветер, огонь) и многочисленные аллюзии на славные времена российской истории (внуки Святослава, полоняне, Ермак) использовал неоднократно. Могучий сибирский эпос и выстраданная боль за судьбу непутевой Родины пропитывали большинство его свободолюбивых песен.

Необходимо отметить, что лирическая часть ревякинского репертуара исполнялась преимущественно в акустике: «Девка красная», «Надоест суета», «Не скучай». Эти пронзительные композиции являлись образцом «нового фольклора», эдакими народными городскими песнями конца ХХ века, которые воспринимались тогда как еще одна из разновидностей рока.

Как-то раз Марк Нопфлер заметил, что хорошая песня — это та, после исполнения которой наступает тишина. Фактически всю акустику Ревякина можно было отнести к этой категории. Другое дело, что на концертах весь упор был сделан на хард-роковые боевики: «Дудки», «Отец работал», «Пойдем со мной», «С боевыми глазами».

...Сыграв в ноябре 1986-го на открытии сезона в рок-клубе, музыканты наконец-то поверили в собственные силы и увидели то, чего не видели раньше. У «Калинова моста» начала выкристаллизовываться цельная программа, воплотившаяся через месяц в дебютный альбом. Запись происходила с 23 по 27 декабря 1986 года в помещении городского радиотрансляционного узла (ГРТУ), расположенного в подвале жилого дома. Это было чуть ли не единственное место в городе, в котором находился аппарат для репетиций и где без особых студийных ухищрений можно было осуществлять запись.

Подвал состоял из двух комнат: в одной стояли магнитофон и пульт Tesla, в другой играли музыканты. Техническую часть процесса обеспечивал «крестный отец» «Калинова моста» Александр Кириллов, который за несколько лет до описываемых событий устроился работать в ГРТУ звукоинженером и в активе которого уже была студийная работа с «Ломбардом».

Необходимо отметить, что в те времена Кириллов был для группы не просто звукорежиссером, а продюсером, серым кардиналом и Джорджем Мартином одновременно. Не случайно внутри «Калинова моста» за Кирилловым закрепилось прозвище «Мартин». К примеру, когда в ходе первых репетиций выяснилось, что у Смоленцева образцом для подражания является Кузьмин (со всеми вытекающими отсюда последствиями, связанными с техникой и манерой игры), Кириллов крайне быстро разобрался с этой нелепостью. Он отобрал у Смоленцева его «песчаную примочку», дал взамен какую-то свою, напичкал всевозможной правильной музыкой, и вскоре в Васиных партиях начали дерзко проскальзывать знакомые хард-роковые ходы из Deep Purple, Led Zeppelin и Nazareth.

Влияние Doors тогда, по-видимому, еще только подразумевалось.

«Мне было 18 лет, — вспоминает Смоленцев. — И из того, что говорил Кириллов, который был старше меня на десять лет, я не понимал половину».

Тонко чувствующий стилистические и технические моменты рок-музыки Кириллов занимался не только вопросами, связанными со звуком. Будучи весьма начитанным человеком, он редактировал ревякинские тексты, объяснял нюансы песенной поэзии и, по большому счету, устанавливал для группы основные жизненные ориентиры.

«Я тогда плохо понимал, чем я вообще занимаюсь, — вспоминает Ревякин. — Кириллов долгое время заставлял нас учиться играть, заставлял слушать, как играют другие группы».

В автобиографичном хард-роковом марше «Отец работал» Ревякин посвящает Кириллову несколько строк: «Но человек со стальными очами сказал: / «Сколько можно дышать мелочами / Пора различать, чему поклоняться / Кому подпевать, ну а чем гнушаться / Шире разуй глаза!» / Спасибо ему!!»

Две песни, «Ранним утром» и «Надо было», Ревякин сочинил осенью 1986 года (несколько строк в последней было написано Янкой, которая тогда проводила много времени в околомостовской тусовке). Остальные песни составляли «золотой фонд» раннего «Моста» и являлись основой той концертной программы, с которой группа спустя неполный год заставила капитулировать трехтысячную аудиторию на фестивале в Подольске.

В альбом также вошли инструментальный «Занавес» и блюз «Во глубине сибирских руд» — эпатажная трактовка пушкинского «К Чаадаеву», придуманная музыкантами непосредственно в студии.

Поводом для особенно резкой критики — и не только филологов — послужила впоследствии композиция «Дудки», с которой группа в течение нескольких лет демонстративно начинала свои выступления. Под лозунгом «нужен отпор на культурный террор» «Мостом» протаскивались идеи русофильства, граничившего с плохо прикрытым