Ленинградский меридиан - Владимир Панин

Мерецков хотел что-то сказать относительно столь неожиданной новости, но не успел. Генерал Казаков опередил его.

– Исходя из местных особенностей путей доставки, в заявке я сделал главный акцент не на орудия, а на минометы. Их проще и легче транспортировать к нам, а на местных складах есть запас мин в нужном количестве, как для полковых минометов, так и для дивизионных.

Попав под столь стремительный напор представителя Ставки, Мерецков стушевался, и, спасая положение, Стельмах предложил вернуться к рассмотрению обсуждаемого вопроса через несколько дней.

Другим камнем преткновения стало направление наступления соединений 8-й армии. Мерецков предлагал нанести главный удар в районе Гонтовой Липки с дальнейшим выходом к Синявино, Мге и Дубровке, изолировав таким образом шлиссельбургскую группировку противника от его главных сил. Комфронта твердо стоял на своем, утверждая, что предложенный им план самый правильный и оптимальный вариант прорыва блокады, однако Рокоссовский сразу увидел в нем несколько подводных камней.

– Вы предлагаете наступать на участке шириной в двенадцать – пятнадцать километров, полностью повторяя план Любанской наступательной операции, а также операции по деблокированию 2-й ударной армии, которые трагично закончились для нас. В обоих случаях немцы смогли одержать победу благодаря тому, что наши войска сначала не смогли, а затем не стали расширять место прорыва, надеясь, что, продвинувшись далеко в тыл противника, они заставят его отступить. Немцы же, удержав свои «поворотные столбы», смогли организовать контрудары по узкой горловине прорыва, отрезали наши наступавшие части, разом обесценив все одержанные нами успехи и победы… – Рокоссовский ткнул пальцем в карту, и сидевшие рядом с ним генералы с опасением и осторожностью посмотрели туда, куда он указывал.

Посланник Ставки говорил это так уверенно и убедительно, что от его слов работники штаба фронта моментально ощутили ветерок грядущих неудач.

– Даже если все будет так, как вы, Кирилл Афанасьевич, планируете, и шлиссельбургская группировка противника будет полностью отрезана, при узком коридоре прорыва немцам ничего не будет стоить ударить под основание нашего наступательного клина и отсечь его от основных сил. Думаю, что уже давно пришла пора научиться не наступать на одни и те же грабли, товарищи генералы.

– И что же вы предлагаете, товарищ Рокоссовский? Отказаться от предложенного штабом фронта плана и начать наступать у черта на куличках? Напрямик, через бурелом и болота, где противнику будет крайне трудно нанести контрудар по нашим флангам? – ехидно уточнил комфронта. – Предложенный нами план предстоящей операции рассмотрен и одобрен Москвой. Направление Гайтолово признано Генеральным штабом как откровенно перспективное. Вы что, не согласны с мнением руководства?

Мерецков уперся в стол руками, грозно выпятив свои генеральские петлицы и золотую звезду Героя, полагая, что Рокоссовский не рискнет оспаривать выдвинутые им аргументы, но он напал не на того человека.

– Как говорил граф Толстой, гладко вышло на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить, – блеснул знанием классики генерал. – Любой план может быть красив и привлекателен на штабных картах, но в первую очередь он должен быть жизнеспособным и исполнительным на деле. И именно для определения этих критериев Ставка меня к вам и прислала.

Генерал говорил без всякой патетики, спокойно, не повысив голос, и в этом все присутствующие ощутили его силу. Одернув и без того идеально сидевший на нем китель, слегка заведя левую руку за спину, он принялся водить указкой по карте.

– Лично я не считаю предложенный штабом фронта план сырым и недоработанным, – постарался смягчить свое заключение Константин Константинович. – В целом он правилен, но нуждается в некоторых изменениях и добавлениях. Мы с товарищем Малининым считаем, что коридор прорыва следует расширять, но не за счет растаскивания войск по участку наступления, а за счет нанесения второго удара в районе рабочего поселка номер восемь.

Рокоссовский вновь ткнул в карту, но теперь сидевшие за столом генералы не отстранились от неё, а потянулись к ней с интересом и даже азартом.

– Прорвав вражескую оборону на этом участке фронта и развивая наступление, войска 128-й дивизии встретятся с 6-м корпусом в районе рабочего поселка номер семь. Этим самым будет не только перерезан Путиловский тракт, но и взят в кольцо гарнизон поселка Гонтовая Липка, что приведет к почти двойному увеличению ширины полосы прорыва.

Оторвавшись от карты, Стельмах хотел задать вопрос о силах, но представитель Ставки упредил его.

– Для нанесения второго удара не придется привлекать дополнительные силы. Будет достаточно усилить 128-й дивизию за счет соединений 13-й гвардейской, отказавшись тем самым от лобового штурма Гонтовой Липки, – специально подчеркнул Константин Константинович. – После занятия рабочего поселка номер семь создается благоприятная ситуация для того, чтобы перерезать железнодорожное сообщение Синявино со Шлиссельбургом и нанести фланговый удар по позициям врага у Синявинских высот.

– Главная цель нашего наступления не Синявино, а Мга, – возразил Рокоссовскому комфронта. – Распыляя силы, мы рискуем погнаться за двумя зайцами и не поймать в итоге ни одного.

– Наступая на Синявино, мы не только расширяем фронт прорыва обороны врага, но и не позволяем противнику нанести контрудар по нашему правому флангу с целью окружения наших войск. Синявино – главный элемент немецкой обороны в этом месте, с падением которого она затрещит и развалится по швам.

– Мне кажется, что вы сознательно сужаете рамки операции, уделяя столько внимания Синявино, товарищ Рокоссовский, – наконец поддержал позицию комфронта Запорожец. – Ставка четко и ясно требует от нас взять Мгу и восстановить железнодорожное сообщение с Ленинградом. По данным разведки нам противостоят всего лишь четыре дивизии врага, чьи силы разбросаны от Мги до Шлиссельбурга, и для их разгрома достаточно будет нанесения одного удара.

Обозначение позиции армейского комиссара моментально разделило всех находившихся в комнате военных на своих и чужих. В роли своих выступали работники штаба фронта, к чужим относились сам Рокоссовский и прибывшие вместе с ним генералы.

Момент был очень скользким и опасным для общего дела, но представитель Ставки с достоинством вышел из этой ситуации.

– Насколько мне известно, Ставка требует в первую очередь прорвать кольцо блокады и восстановить сухопутное сообщение с Ленинградом, по возможности посредством железной дороги… – генерал посмотрел на Запорожца, ожидая возражений и поправок с его стороны, но тот промолчал. – Говоря, что мы уделяем слишком много внимания Синявино в ущерб Мге, вы, товарищ армейский комиссар первого ранга, не совсем правы. Немецкие пушки на Синявинских высотах держат под своим огнем железную дорогу на Мгу, и без их взятия регулярное движение по железной дороге невозможно.

– Синявино можно будет заниматься после взятия Мги и выхода к Неве в районе Ивановского, – выдвинул предложение начштаба, но его предложение не нашло понимания у Рокоссовского.