Ленинградский меридиан - Владимир Панин

– Дяденька военный, а вы немцев прогоните? – спросил ребенок, с интересом разглядывая сидящего у стены Рокоссовского. Из всех военных она выбрала именно его, безошибочно определив по его лицу доброго человека.

– Прогоним. Обязательно прогоним, девочка, – без малейшей задержки пообещал он и как бы в подтверждение сказанных слов ободряюще улыбнулся.

– А вы когда немцев прогоните, скоро? – обрадованно сказала девочка, подошла и встала рядом с генералом.

– Надеюсь, что скоро, – ответил Рокоссовский и тут же перевел разговор со столь щекотливой для всех ленинградцев темы на другое направление: – А как тебя зовут, девочка?

– Таня, – важно ответила девочка. – Мне шесть лет.

– А где ты живешь, Таня? – Рокоссовский задавал самые банальные вопросы, что обычно задают в беседе с ребенком, и получил ответы, от которых у него кровь застыла в жилах.

– Живу я здесь, а раньше жила на Лиговке, пока наш дом бомбой не разбомбило, и мы сюда перешли. Потому что от дома ничего не осталось, одна воронка.

– А где твоя мама, где папа?

– Маму снаряд на улице убил, когда она за хлебом пошла, а папа ушел на фронт, и с самой зимы от него нет писем. Тетя Соня говорит, что это плохо, но похоронки не было… – девочка говорила эти страшные слова спокойно и буднично, и, глядя в её голубые глаза, генерал не понимал, повторяет ли она слова, сказанные взрослыми, не понимая их страшного смысла, или говорит так от горькой безысходности.

– Так значит, ты здесь совсем одна?

– Почему одна? – удивилась девочка. – Я живу с бабушкой Машей, братиком Мишей и Василием Ивановичем. У нас ещё дедушка Мотя был, но он уснул от голода и всю зиму в кладовке пролежал, пока его санитары не забрали.

Таня рассказывала Рокоссовскому привычную для войны историю, но от того, что это говорил ребенок, каждое слово резало ему сердце и душу подобно бритве.

– А кто такой Василий Иванович? Другой дедушка? – следуя простой логике, спросил Константин Константинович и тут же попал впросак.

– Почему другой дедушка? Василий Иванович – наш кот. Он наш главный кормилец, – гордо пояснила Таня.

– Как кормилец? Он вам что, еду домой приносит? – удивился генерал и снова оказался в неловком положении.

– Почему еду? – удивилась девочка, для которой понятие еда прочно ассоциировалась с хлебом и ничем иным.

– Василий Иванович нам всю зиму крыс ловил. Зимой, когда хлеба было совсем мало, он нам почти каждый день по четыре крысы приносил, а когда и целых шесть. Бабушка Маша из них холодец делала, и мы их ели. Благодаря Василию Ивановичу мы целый месяц продержались, когда у бабушки в очереди хлебные карточки украли. А вот дедушке крыс не хватило, и он уснул… – с сожалением вздохнула девочка, и от её вздоха у Рокоссовского свело скулы и тяжелый комок подкатил к горлу.

Ему, профессиональному военному, было трудно посылать на верную смерть людей, но он привык это делать, осознавая страшную необходимость. Однако слушать леденящие душу истории из уст ребенка для него было невыносимой пыткой.

– А что сейчас Василий Иванович делает, по-прежнему крыс ловит?

– Нет, летом он птиц ловит. Бабушка крошек насыплет хлебных на землю, а Василий Иванович рядом прячется. Как только голубь или воробей сядет, он на него бросается и давит, а мы из них потом шулюм делаем. Василий Иванович у нас настоящий добытчик, не то что лентяйка Муська у Митрофановых. Она им ни одной крысы не принесла, вот они её и съели.

От этих слов маленькой рассказчицы у Рокоссовского навернулись слезы, и, не желая показать их ребенку, он повернулся к своему ординарцу, за плечами которого висел вещевой мешок с продуктами.

– Божичко, дайте сюда все наши припасы, – приказал он, чем вызвал бурю эмоций на лице ординарца.

– Как это так все припасы, товарищ командир? Оставьте хоть трохи сэбе, – взмолился Божичко, но Рокоссовский был неумолим.

– Ничего, не последний кусок доедаем. Людям они нужнее.

Быстро убедившись, что в мешке нет ничего постороннего кроме еды, он затянул его горловину тесемкой и вернул ординарцу.

– Идите вместе с девочкой и отдайте мешок её бабушке в целости и сохранности. Вам все ясно?

– Так точно, товарищ командир, – унылым голосом подтвердил Божичко.

– Вот и хорошо. А немцев, Таня, мы обязательно разобьем и прогоним от города. Это я тебе твердо обещаю, – сказал Константин Константинович и нежно положил ладонь на хрупкое плечико девочки, ласково поцеловав её в темя.

Данное Рокоссовским обещание простой ленинградской девочке, с которой он больше никогда в жизни не встретился, было для него во сто крат важнее и значимее тех слов и заверений, которые он дал сначала Сталину, а затем и Жданову на приеме в Смольном. В самые трудные моменты операции по снятию блокады он жестко спрашивал с себя и своих подчиненных, все ли сделано для того, чтобы страдания простого ребенка были прекращены как можно раньше.

Узел прямой связи с Москвой, находившийся в обширном подвале Смольного, был оборудован по последним требованиям войны. Там уже не было специализированной телеграфной аппаратуры, связь по которой осуществлялась при помощи машинистки. С начала года в Смольный была протянута закрытая телефонная линия ВЧ, надежно оберегающая прямые разговоры Сталина с ленинградским руководством от посторонних ушей.

Рокоссовский отправился на пункт правительственной связи после разговора со Ждановым и Говоровым. В отличие от генерала Мерецкого, Рокоссовский был лично знаком с командующим войсками Ленинградского фронта, хотя их знакомство было омрачено некоторыми обстоятельствами, полностью не зависящими от обоих генералов.

Оно произошло поздней осенью сорок первого года, когда немцы неудержимо рвались к Москве на северном участке фронта, в том месте, где оборону держала 16-я армия под командованием генерала Рокоссовского. Тогда в «воспитательных целях», так сказать для поднятия боевого духа, командующий Западным фронтом генерал армии Жуков привез в штаб армии командарма-5, Леонида Говорова.

– Что, немцы опять вас в шею гонят?! – начал разговор в привычной для себя безапелляционной манере Жуков. – Войск хоть отбавляй, а толку никакого! И все почему? Командовать не умеете!.. Вот у Говорова противника больше, чем перед вами, а он держит его, не пропускает к Москве, в отличие от вас. Вот, привез его сюда, чтобы он вас научил уму-разуму, объяснил, как надо воевать.

Сказанные слова командующего фронтом были обидны и несправедливы по отношению к Рокоссовскому, так как против его армии действовали почти все танковые дивизии противника, а против 5-й армии Говорова воевали исключительно пехотные. Жукову это было хорошо известно, но он посчитал нужным «взбодрить» Рокоссовского, публично столкнув его лбом с Говоровым.

Любой другой генерал на месте Константина Константиновича стал бы оправдываться или вступил с Жуковым в яростную перепалку, однако командарм-16 был сделан из иного теста. Вместо ругани или оправданий он с самым серьезным видом поблагодарил командующего за возможность поучиться у других, добавив, что делать это никогда не поздно.