Барбизон. В отеле только девушки - Паулина Брен

Глава 2

Пережить великую депрессию

«Девушки Гиббс» и модели агентства «Пауэрс»

Если бы кто-нибудь сказал Кэтрин Гиббс, что в один прекрасный день она будет жить в огромной квартире на Парк-авеню с постоянно находящейся рядом прислугой в количестве трех человек, она бы в жизни не поверила. Но так и случилось: она добилась этого своими усилиями, потому что создала «Курсы секретарей Кэтрин Гиббс». Это была не просто школа для женщин, а социальный феномен и способ найти работу – особенно в те времена, когда перед ними вдруг оказались закрытыми все остальные пути. В Нью-Йорке Кэтрин также нашла «дом» для своих студенток: настоящее общежитие на территории двух этажей «Барбизона», с комендантским часом, строгими смотрительницами и «отбоем». Кому-то подобное казалось жестокостью, но для иных это означало освобождение, шанс на то, что получится зажить независимой жизнью вопреки всему – как это удалось самой Кэтрин, хоть и не в таких масштабах.

В 1909 году уже сорокалетняя Кэтрин Гиббс внезапно овдовела; на ней остались незамужняя сестра и двое сыновей [1]. Времена были не самые лучшие для женщины средних лет без мужа и средств (не то чтобы когда-то такой женщине жилось легко), но Кэтрин решила: пусть супруг не пожаловал ее завещанием, но милостиво оставил доброе протестантское имя. И подумала: а ведь и оно на что-то да сгодится. Заняв денег у друзей в университете Брауна, она организовала в одном из кампусов «Курсы Кэтрин Гиббс по подготовке секретарей и администраторов для образованных женщин» [2]. Внучка ирландцев-католиков, на которую старая финансовая элита из протестантов вряд ли стала бы тратить время, однако же, смогла привлечь в ряды своих студентов «белых англосаксонских протестантов» и их незамужних дочерей, выпускниц элитных колледжей. У Кэтрин обнаружился прирожденный дар продавать. В рекламных объявлениях она обещала «оградить девушек из обеспеченных семей Америки от сброда, который посещает коммерческие секретарские курсы» [3]. Она обманом проникла на страницы «Светского календаря» – чего ей, работающей матери-одиночке, ни в жизнь было не добиться законным путем.

К 1916 году курсы открылись и в Нью-Йорке. Рекламу теперь размещали в «Харпере Базар», потому что богатые читали именно его. Слоган курсов в 1920 году звучал: «Курсы для выдающихся характером и целеустремленных»; старшекурсницам лучших колледжей вроде Барнарда и Рэдклиффа Кэтрин предлагала ограниченный набор на интенсивные курсы для молодых леди, демонстрирующих «высокую академическую успеваемость» [4]. В 1928 году – том самом, в котором случилось официальное открытие отеля «Барбизон», – рекламный буклет «Кэти Гиббс» гласил:

«Наследство – самая ненадежная защита».

Девушки, поступавшие на ее курсы, намерены были зарабатывать на жизнь сами, пусть даже им прекрасно было известно, что их ждет «много препятствий: далеко не все пути открыты перед женщиной; предрассудки; убеждение, что бизнес не относится к „естественным женским занятиям“; да, в конце концов, то, что женщина редко получает за свой труд жалованье, признание заслуг или ответственную должность».

Несмотря на налет феминизма, основной упор в бизнес-модели Кэтрин делался на глянец и лоск. Скажем, эти провокационные слова [5] о женской карьере размещались в буклете, имитировавшем «бальную книжечку» дебютантки: обложка из плотного белого картона, переплетенная затейливым белым шнуром. Что, во-первых, полностью отвечало тому имиджу [6], какого добивалась Кэтрин, а во-вторых, намекало на социальный статус многих студенток. К примеру, Хелен Эстабрук сперва училась в масачуссетской школе Бэнкрофта, потом в колледже Вассар, потом в Сорбонне и, наконец, получила диплом курсов Кэтрин Гиббс – хотя знала, что он ей никогда не понадобится. В 1933 году она вышла замуж за Роберта Уоринга Стоддарда [7], основателя крайне правого «Общества Джона Берча», и ее обширнейшее образование пригодилось ей, чтобы стать «безупречно одетой» филантропкой, способной свободно рассуждать на множество тем, «начиная с охоты на птиц в Шотландии и заканчивая школой живописи „бамбоччанти“ в Италии семнадцатого столетия».

С расширением нью-йоркского филиала курсов Кэти Гиббс занятия переехали в дом 247, Парк-авеню, гордо сообщая: «Теперь мы находимся на единственной зеленой магистральной улице Манхэттена, открытой только для частных автомобилей». Молодые леди, изучавшие деловое администрирование [8], машинопись и стенографию без официального перерыва на обед поедали бутерброды прямо за покрытыми зеленым сукном учебными письменными столами, вытряхивая крошки из окна на Парк-авеню. Кругом ревели двадцатые, и нью-йоркские курсы Кэти Гиббс наводняли девушки вроде Хелен Эстабрук: курсы стали для них чем-то средним между пансионом благородных девиц и простеньким колледжем, куда можно было сбежать на годик – оторваться в промежутке между обычной учебой и замужеством, пусть и вкупе с интенсивным курсом машинописи. Но тут грянул «черный вторник», и все кардинально изменилось.

* * *

Биржевой крах случился во вторник, в октябре 1929 года. Будущий британский премьер-министр Уинстон Черчилль, оказавшийся в тот день в Нью-Йорке, наткнулся на улице на толпу зевак, глазевших на строящийся небоскреб [9]. Поняв, куда именно направлен их взгляд, он догадался: они спутали рабочего с биржевым спекулянтом, готовым спрыгнуть вниз. Не было ничего странного в том, чтобы заподозрить в уличной толпе потенциальных свидетелей самоубийства: в тот день американцы потеряли столько же людей, сколько во все годы Первой мировой. К четвергу количество смертей вырастет вдвое. Колумнист нескольких изданий Уилл Роджерс, тоже оказавшийся в Нью-Йорке в «черный вторник», заметил: «Чтобы выпрыгнуть из окна, приходится становиться в очередь». Но не все решившиеся на отчаянный шаг действовали столь же публично. Игнац Энгел, отошедший от дел сигарный фабрикант, постелил на кухонном полу одеяло и включил все конфорки. Брокер из Бруклина, к вящему раздражению соседей, насвистывал и распевал гимны, после чего тоже открыл газ, но предпочел улечься не на кухне, а в собственной кровати, одетый в костюм синей саржи, серые лайковые перчатки и суконные гетры жемчужного цвета.

Однако нашлись и те, для кого биржевой крах означал лишь временные финансовые затруднения. Их веселье продолжалось. «Сторк-клуб», «Эль Морокко» и многие другие спикизи продолжили свое существование, всякий раз заполняясь светской публикой, знаменитостями и супербогачами. Шикарный отель «Уолдорф-Астория» открылся в 1931 году – спустя два года после биржевого краха; собственная профессиональная хостес, знаменитая Эльза Максвелл, организовывала костюмированные вечеринки, салонные игры, светские приемы и «игру в старьевщика» (в заданное время требовалось найти спрятанные предметы), чтобы подбодрить богачей. Но поступления подоходного налога резко падали с каждым днем, и министерство финансов США медленно, но верно стало прозревать: только налог на спиртное