Загадка тауматургии - Виктор Борзов

жили от чумы к чуме, поэтому смерти были обыденностью. Обыденностью для сторонних, но не для близких.

— Что бы я ни делал, — полушепотом произнес Сэмюэль. — Чего бы ни достиг... Умереть я могу в любую секунду...

Смерть висящим на тонком волоске мечом следовала за людьми с рождения. Неустанно, даже во время сна. Готовая сорваться в любой миг.

От этой мысли парень почувствовал холод. Не тот, что бегал по спине от взгляда на портрет императора. И не тот, что он ощутил после ритуала. Этот холод был другого рода. Словно глубоко внутри разверзлась бескрайняя снежная пустыня.

В голове стремительно завертелись шестеренки. Сэмюэлю нужен был выход. Решение, что успокоит бешено стучащее сердце.

— Мне нужно изменится, — пробурчал парень. — Изменить свою жизнь.

На ум пришла военная служба. Самый известный путь в дворянство. Несколько лет в академии, участие в войнах и получение баронии за выдающиеся заслуги. Но была одна проблема.

Сэмюэль усмехнулся от мысли о военной службе. Война — прямой путь в могилу. Парень не обладал ни обостренными чувствами, ни закаленным телом. Он был обычным рабочим на заводе, поэтому задумку Сэмюэль отмел почти сразу.

Второй мыслью было купечество. Парень представил себя в роли странствующего торговца. Частые поездки по империи на поезде, встречи с влиятельными людьми, заключение сделок. Или он мог открыть магазин, как Луи и другие торговцы на улице Тирова.

Сэмюэль помотал головой. Для подобного нужны были подвешенный язык и начальный капитал. Копить парень не умел и складно болтать тоже.

Взгляд упал на лежащий на стуле портфель. Во тьме он выглядел, как прямоугольный осколок мрака.

— Слишком опасно, — прошептал он. — Извилисто и смертельно. Может, даже хуже смерти...

В памяти всплыл образ покрытого гнойными нарывами мужчины. Он продолжал жить и мыслить после взрыва половины головы.

Волосы на затылке встали дыбом, когда Сэмюэль представил себя на его месте.

— Тауматургия может все.

Император и герцоги творили чудеса почти каждый день, так писали в газетах. Для «благословленных» не было никаких преград. Парню они виделись всемогущими вестниками богов. Счастливчиками с серебряной ложкой во рту.

Он невольно сжал зубы. Схватил портфель, вытащил дневник и открыл на первой странице.

«12 джума 786 года...» — дата первой записи.

— Сегодня — восьмое нима, — пробубнил Сэмюэль. — Почти месяц.

Рентин погиб не сразу. Мужчина практиковал тауматургию и не привлекал к себе внимания охотников за мистикой.

— Ничего же не случится, если я попробую?

Глава 3. Укус

Всю смену, пока руки штамповали одну заготовку за другой, в голове созревал план на вечер.

Сэмюэль ничего не знал о тауматургии, кроме ее опасности для обычных людей. Поэтому сформулировал пару правил.

«Первое — никакой практики без знания последствий».

Люди умирали от ритуалов и заклинаний каждый день. Неудачный призыв, разрыв пространства, испарение крови в теле, обращение воздуха в легких в яд. Всех случаев и не сосчитать.

«Если не буду практиковать то и не умру, — рассудил Сэмюэль. — Только знания, и еще раз знания!»

«Второе — никаких жертвоприношений и вреда для людей».

Он не желал вовлекать других. Сама мысль о принесении жертвы пробирала парня до глубины души.

Помимо правил, Сэмюэль думал о цели. Конечной точки изучения тауматургии. Он воображал о тайном обществе практиков.

«Может получится обезопасить тауматургию для обычных людей, — мечтательно подумал парень, щелкая ключем в замке. — Сделать ее доступной для каждого... Открыть гимназию для изучения мистических искусств? Да, это того стоит».

Сэмюэль толкнул плечом входную дверь квартиры. Мечты мечтами, но сначала нужно было кое-что сделать. Парень долго стоял, высматривал во тьме длинного коридора силуэты дверей.

Из прохода на кухню к порогу квартиры тянулась тропинка серой пыли.

Он прикусил губу и шагнул внутрь. Дом чувствовался чужим. Ловушкой, что захлопнется, стоило лишь шелохнутся. Сэмюэль ступал осторожно, затаив дыхание.

«С выпуском, Сэмми! Добро пожаловать во взрослую жизнь!» — звучал в мыслях голос отца.

Парень поставил велосипед к стене на привычное место, перед входной дверью.

«Ну как первый день? Не запорол план?»

Развернулся в сторону кухни. По щекам побежали теплые слезы.

«Ну ничего... Зато теперь смогу уделять все время писательству!»

Он всхлипнул.

Весь пол кухни серым снегом покрывала пыль. У плиты возвышался маленький сугроб, из которого выглядывали завязки красного фартука. Труха под ногами не хрустела. С каждым шажком в воздух поднимались клубы, поэтому Сэмюэль шел медленно.

Парень молча взял стоящую в углу метлу с ковшом и смел пыль, осколки стекла и зеленые таблетки в кучу. Он чувствовал себя куклой, которая исполняла простые действия. Сэмюэль не был здесь и сейчас. Его разум улетел куда-то далеко. Отстранился от всего мира.

«Глянь-ка! Моя первая повесть!»

Он забрел в спальню отца, отпер шкаф для одежды и вытащил вазу. Мамину вазу.

По центру глиняного сосуда распускался огромный розовый цветок, а под горлышком сияло золотое солнце. Лучи