Живая пуля - Владимир Колычев

— И что скажешь? — пытливо посмотрел на Демичеву Драпов.

— Ну, эти делом прокуратура должна заниматься, — пожала плечами Инна. — Пусть она и занимается.

— Это дело у нас останется. И в прокуратуру не пойдет. Есть соответствующая договоренность.

— И насколько серьезная эта договоренность?

— Настолько серьезная, что против течения лучше не плыть ни тебе, ни мне.

Могущественных людей в городе и области хватает, однако бояться следует не всех. Но есть очень серьезные люди, против которых не может пойти даже Сафролов, начальник Потоцкого РОВД. Возможно, эти люди обладают возможностью воздействовать и на прокуратуру — а как иначе объяснить, что убийство Сухониной осталось у Инны?.. А может, как раз наоборот, прокуратура как раз-то и независима от этих беззаконных покровителей, потому Драпову пришлось уговаривать своих коллег не забирать дело…

Но в любом случае с этими людьми лучше не связываться. Инна это понимала, однако при этом не могла найти объяснение тому, почему кто-то из сильных мира сего решил заступиться за Сухонина. Ведь в таком деле мало личного знакомства или даже привязанности. Тут нужна серьезная родственная связь или деловая зависимость. Интересно, кому и какие услуги оказывает Сухонин, если за него заступились на столь высоком уровне, что сам Драпов выбросил белый флаг…

— И Сафролов так думает?

— А ты думаешь, это мне нужно?

Инна вздохнула. Сафролов еще тот жук, у него и самого были в городе интересы, к которым мог иметь отношение такой ублюдок, как Сухонин. Возможно, начальник РОВД получал что-то с автобизнеса, который держала под контролем банда Сухонина…

— Хочешь, я тебя к Сафролову отведу, он сам тебе скажет? — спросил Драпов. И, не давая Инне опомниться, продолжил: — Только он тогда спросит, как ты попала на свою должность.

Инна закусила губу… Да, она хотела честно бороться с преступностью и устраивалась на службу не для того, чтобы греться на взятках. Только ее родителям самим пришлось давать на лапу, чтобы ее взяли в следственный отдел РОВД. У отца свой строительный бизнес, он мог себе позволить столь щедрый жест ради дочери.

— Не надо ничего спрашивать, — покачала она головой.

— Вот и хорошо, — покровительственно улыбнулся Драпов.

— Если дело остается у меня, то я бы отправила запись с голосом Сухонина на фонетическую экспертизу.

Драпов поморщился:

— Сухонин это или нет — пусть разбирается экспертиза. Отправляй запись на исследование, пусть все будет по закону. Только вот, прошу тебя, не делай поспешных выводов… Ну, позвонил Сухонин с телефона своей бывшей жены, и что? Может, они встречались накануне и у него остался ее телефон. Может, она позвонила ему, сказала, что ее убивают…

— Кто?

— Горелов, кто ж еще?

— Горелов небедный человек. Он может нанять дорогого адвоката, из Москвы. А в Москве могут возникнуть вопросы. Почему мы выгораживаем Сухонина, а топим Горелова? Тогда это дело прокуратура заберет…

— Да, такое возможно, — заметно занервничал Драпов.

— Ясно же, что Горелова банально подставили. И мотива у него нет. А у Сухонина имеется.

Драпов думал напряженно, но недолго.

— Может, и подставили… Что ж, раз так, то будем искать человека, который его подставил?

— Кого?

— Не знаю. Но Сухонина не трогай… Гм… и от фонетической экспертизы пока лучше воздержаться…

— А с Гореловым что делать?

— Ну, «пальчиков» его на ноже нет, следов на одежде тоже, свидетели отсутствуют… Давай так, под подозрением его оставим, а содержание под стражей применять не будем. Под подписку его выпустим, только про Сухонина ему ничего не говори. Ты меня понимаешь?

— Понимаю, — Инна опустила голову.

Не хотела она склоняться под тяжестью обстоятельств, но как быть, если жизнь не прогибается под нее?..

* * *

Никита ждал, когда ему предъявят обвинение, и собирался бороться в суде за изменение меры пресечения. Но вдруг выяснилось, что суд не нужен. Следователь Демичева взяла с него подписку о невыезде, и на этом разговор мог закончиться. А ведь у нее было что ему сказать. И сообщить она могла ему что-то важное, интересное, может, потому и прятала глаза. Да и Никита мог поделиться своими соображениями.

— Все, вы свободны, гражданин Горелов. Вещи заберете в дежурной части.

— Все так просто?

— Нет, не просто. Просто — это если бы дело закрыли, а вы по-прежнему подозреваетесь в убийстве гражданки Сухониной, — Демичева смотрела в окно. А до этого рассматривала цветок у него за спиной.

Она готова была смотреть куда угодно, лишь бы не на него. Ей было стыдно. И это не стыдливость девушки, которая хочет, но боится навязать свою компанию малознакомому мужчине.

— Но вам не хватает улик, чтобы поставить меня к стенке, — скорее утвердительно, чем вопросительно, сказал Никита.

— Не хватает.

— А может, у вас появился другой подозреваемый?

— Все, вы свободны, гражданин Горелов. Не смею вас задерживать.

— Вы обыскивали мой дом. Но я не видел, чтобы вы осматривали двор. Я имею в виду задний двор, тот, который за домом. Возможно, преступник находился там, поджидая Антонину…

— И что вы хотите этим сказать? — наконец-то Демичева удостоила его взглядом.

Она попыталась изобразить усталость, но он-то увидел в ее глазах живой интерес.

— Возможно, он оставил там какие-то следы.

— Да, мы нашли несколько окурков.

— Я не курю.

— Я знаю. Но так и окурки уже старые…

— А забор осматривали? Не на крыльях же убийца залетел?

— Не на крыльях. Но следов на заборе мы не обнаружили.

— Может, плохо смотрели?

Демичева пожала плечами. Скорее всего, забор даже не осматривали, потому что убийцу искали среди тех, кто находился в доме.

— А свидетелей опрашивали? Возможно, кто-то из соседей видел постороннего?

— Ну, тех, кто рядом жил, опросили… — неуверенно сказала она.

— Ничего, если я сам этим займусь? Мне же можно выходить из дома? — улыбнулся Никита.

— Из дома выходить можно. Препятствовать ходу следствия нельзя. Иначе нам придется вернуть вас под стражу.

— А как я узнаю, где я препятствую, а где помогаю?

— Не надо помогать. Ничего делать не надо, — покачала головой следователь. — И если у вас есть какие-то подозрения, оставьте их при себе.

— Подозрения насчет кого?

— Ну, мало ли… — Демичева отвела глаза в сторону.

— А у меня есть подозрения.