Голос в радиоэфире - Кэролайн Б. Куни

После окончания матча девушки вместе поехали к Дженни домой. Сара-Шарлотта задела колесом тротуарный бордюр и два раза проскочила на красный.

– Я, наверное, с ума сошла, раз сажусь к тебе в машину, – призналась девушка.

– То, что нас не убивает, делает нас сильнее. Эй, смотри, у тебя на крыльце тот самый репортер! Тот, который никак не успокоится.

Дженни его узнала. Он любил задавать вопросы об ответственности. «Как получилось, что Ханна стала похитительницей детей? Что мистер и миссис Джонсон сделали не так, после чего взрослая дочь украла маленькую девочку из семьи Спринг?»

– Хочешь ко мне? – предложила Сара-Шарлотта.

Прекрасный дом семьи Джонсон, который должен быть открыт солнцу и небу, показался Дженни мрачным, потому что шторы на всех окнах были закрыты. Это сделала мама, находившаяся дома.

– Нет, я должна войти. Мама там совсем одна.

– Звони, если буду нужна.

– Надеюсь, тебе не придется спасать меня два раза в один день, – ответила Дженни и быстрым шагом пошла к входной двери.

– Джен Спринг! – воскликнул репортер. – Рад тебя видеть! Прошло шесть месяцев с тех пор, как…

Та не посмотрела на мужчину и не сказала ни слова. Она знала, что, если молчать, ему будет не о чем писать.

Дверь открыли изнутри, девушка вошла, и вместе с матерью они быстро захлопнули ее. Дженни потерла в ладонях холодные руки мамы. За последний год та сильно сдала: похудела, пальцы стали костлявыми и старыми на вид.

– В чем дело?

– Он говорит, что читатели заслуживают того, чтобы получить информацию о произошедшем за последнее время.

«Все чего-то заслуживают, – подумала она. – Сара-Шарлотта – того, чтобы узнать подробности. Тайлер – того, чтобы получить фотографии, а читатели – того, чтобы им на тарелочке дали кусочек моей мамы».

Она всех их за это ненавидела.

Девушка сварила кофе. От него мама расслаблялась, а Дженни, наоборот, была готова запрыгнуть на стену. Хотя сегодня ей лучше не слишком сильно волноваться, потому что хотелось рассказать, как прошел день в школе и как Тайлер планировал обыграть ее фотографию в классном альбоме.

Когда пришел папа и ему сообщили, что снова приходил репортер, он не сгладил ситуацию, а только усугубил.

– Я в последнее время часто думаю о Ханне, – признался он.

Родители не говорили о ней, никогда не признавались, что она их настоящая дочь, о которой вообще-то надо думать.

Дженни с ужасом представила, как родители живут, словно у них под кроватью находится чемодан, набитый Ханнами. Но они не могли вынуть ее, словно Барби, одеть, причесать и устроить ее жизнь.

– Я недавно в интернете поискал, – продолжил папа и прикоснулся к пальцам жены. Дженни обратила внимание, как сильно палец матери похудел – пришлось обмотать изнутри обручальное кольцо изолентой, чтобы оно не слетало.

– В сети можно связаться с миллионами неизвестных. С именами без лиц. Со скрытыми людьми.

На языке семьи Джонсон выражение «скрытый человек» означало Ханну.

– Думаешь, она жива? – спросила шепотом миссис Джонсон. Она тряслась от страха, но в голосе звучала надежда. Ханна была потерянной дочерью. Опасной, однако все равно дочерью.

«Зачем мы надеемся, что Ханна жива? – подумала Дженни. – Ее время прошло. Ей поздно делать карьеру, искать нормального мужа и завести детей. Я – их единственная надежда. Я – это то, что стоит между ними и адом».

Дженни настояла на ужине. Она распределила задания, спросила, приняли ли все лекарство от сердца.

– Все? Всем-то зачем? Мы выпили, но тебе, к счастью, не нужно.

«Увы, мне тоже приходится, – подумала Дженни. – Всем нужно принимать лекарства».

– Здравствуйте! Вы позвонили на радиостанцию WSCK, – произнес Рив в телефонную трубку. – Мы здесь, мы ваши, и мы больны! Чего хорошего скажете?

– Привет, Рив! Ты сегодня будешь делать программу «Дженни»?

Его узнали по голосу!

«Ничего себе!» – подумал он. Отвечая на следующий звонок, парень пошел на небольшую хитрость.

– Здравствуйте! Вы позвонили на радиостанцию WSCK. Мы здесь, мы ваши, и мы больны! Меня зовут Берт Смит, чего хорошего скажете?

– Привет, Рив! Берт Смит – дурацкое имя, не стоит его использовать. Твое собственное гораздо сексуальнее. Послушай, у меня вопрос. Я никак не могу понять, почему родителей, которые так или иначе были похитителями, ты считаешь хорошими?

Отвечать на звонки стало практически так же интересно, как и выступать в эфире. Иногда возникало желание записывать звонки в качестве доказательства, что он играет в этом мире роль и имеет определенное значение.

Звонки записывали только тогда, когда диджей планировал пустить их в эфир. Это делал только Дерек, который обожал, когда звонят глупые люди. Кто-то мог, например, позвонить и спросить: «А что, действительно во вторник начинаются экзамены?»

Дереку нравились такие идиотские вопросы. Например, на вопрос о начале экзаменов он мог ответить так: «О боже! Экзамены уже закончились! Ты что, все это время спал? Семестр уже закрыли! Как ты объяснишь родителям, что пустил на ветер двенадцать тысяч долларов?»

Он часто записывал звонки, чтобы иметь на пленке смешной разговор, который мог потом запустить в эфир. Все остальные просто фиксировали длительность и время звонка, чтобы доказать, что у них есть слушатели. Рив отметил в журнале, что очередной звонок по поводу программы «Дженни».

Подумать только, Дженни в кавычках означала название его программы. Это его время в эфире. Драма. Никакого отношения к реальному человеку…

Рив слушал, как Дерек читает заставку собственной передачи, театрально растягивая гласные и выделяя отдельные слова.

«А у меня собственный голос, – подумал он. – Собственная история».

Потом, когда программа Дерека подошла к концу, приготовился говорить Рив. Он потрогал микрофон и подумал, что тот дает ему потрясающую свободу. В эфире он мог говорить все, что хотел, и все, что вздумается.

И именно так он себя и повел.

– Ханна. Она была симпатичной, но ее красота была какой-то ущербной. Девушка выглядела как побитая тряпичная кукла. С ней никто не хотел дружить. Всегда на заднем плане или вообще за кадром. Обреченный человек.

Ханна вступила в секту, ушла из обычной жизни. Возможно, она думала, что делает все правильно и Бог на ее стороне, так как именно это и говорили в секте.

Спустя несколько лет после того, как она ушла из своего красивого дома и от любящих родителей, Ханна выкрала маленькую девочку, которую звали Джен Спринг.

Зачем? Никто не знает. Может, ей просто была нужна компания, общество другого человека. Просто чтобы кто-то находился на сиденье рядом и улыбался. Чтобы был кто-то, с кем она могла съесть мороженое. Может, все произошло само по себе, и она не знала, что делать дальше. Или хотела, чтобы семья этой девочки страдала. Чтобы члены семьи много лет волновалась, думая, что произошло с дочерью. Жива она? Страдает? Холодно ли ей? Боится ли она?