Золото Ариеля - Элизабет Редферн

Нет, я не спал; мне это не приснилось.

Но как-то вдруг все странно изменилось

Из-за моей же нежности…

Ах, Нед. Как же это случилось? Как ее жизнь превратилась вот в это?

Лондон, ты цвет всех городов,

Сокровище радости, яшма веселья.

Уильям Данбар (1465–1530). Лондон

На западном берегу реки Флит, к югу от Гоулден-лейн, стояли недалеко друг от друга дома, построенные для богатых лондонских купцов в бурные времена правления королевы Елизаветы. Дома были вместительными, помещения светлыми и просторными. Жены и дети купцов наслаждались цветущими садами, тянувшимися вдоль берегов Флит, торопливо бегущей на встречу с Темзой. Тридцать лет назад эти дома на берегу реки ценились очень высоко. Но времена изменились.

Богатые переехали в более модные жилища, а эти особняки один за другим были разделены на квартиры, которые сдавались внаем и постепенно пришли в запустение. По соседству с их стенами были выстроены примитивные хижины и сараи, а некоторые пустующие здания растащили на камни и кирпичи. Сейчас, всего через шесть лет после смерти королевы Елизаветы, эту местность населяли бездельники и преступники. Оборванные босоногие мальчишки играли среди развалин, которые заняли место некогда ухоженных садов. Несколько поздних роз цвело даже сейчас, но их никто не замечал.

Река Флит, питаемая родниками сельского Хэмпстеда, превратилась просто в сточную канаву. По течению плыло множество отходов, окруженных пеной. Иногда дети показывали друг другу на распухшее тело дохлой крысы или собаки, выброшенное на илистую отмель, иногда они замечали труп человека, жертву тайного преступления.

Когда здесь разражалась чума, а это бывало почти каждое лето, власти назначали специальных людей разводить большие костры, посыпая их смолой, чтобы очистить воздух. Рабочим платили за то, что они подбирали трупы и свозили их в известковые ямы на полях, за пределами Холборна. Попробовали даже — в разгар летнего поветрия в прошлом году — убрать огромную гору экскрементов и мусора, громоздящуюся у красилен к северу от Флит-стрит.

Но река все равно воняла, и мало кто селился здесь, если мог поселиться где-нибудь в другом месте.

В середине этого неприглядного скопления домов проходил переулок, именуемый Аллея Роз, который шел на запад от Флит-стрит к Шу-лейн и Холборну. Некогда Аллея Роз могла похвастаться несколькими просторными домами из бруса, которыми владели торговцы зерном, имевшие склады ниже по Темзе; но теперь в этих домах обосновались нищие, собиравшиеся вокруг костра на углу улицы, и единственный вид коммерческой деятельности, который имел здесь место — если не считать грязной таверны под названием «Корона» дальше по Шу-лейн и полуразвалившегося дома торговца углем на северном конце переулка, — был тот, которым занимался торговец краденым по имени Мэтью, чей дом был больше… остальных и не был разделен на квартиры.

Входная дверь дома Мэтью была прочной, с хорошими шкворнями и замками, и его окна на ночь крепко закрывались ставнями и засовами. Но в этот вечер, в десять часов, в одном из окон ярко горела лампа, свидетельствующая, что Мэтью дома и считает дневную выручку. Вечер тоже оказался удачным, поскольку многие-горожане покинули дома, чтобы поплясать вокруг костров, устроенных в честь раскрытия Порохового заговора, либо послушать проповеди в церквях. В сумерки, когда торжествующе зазвонили все городские колокола, поставщики Мэтью стали приходить к нему под дождем, либо поодиночке, либо парами; некоторые — с мешками, другие — с полными карманами. Один пришел даже с повозкой, позаимствованной у Петри-уголь-щика, торговавшего в конце переулка, прихватив для охраны парочку крепких ребят — помощников Петри. Но такие удачные ночи выпадали все реже.

Мэтью и его люди, как и полагается, работали в пределах четко обозначенных границ. Помощники Мютью приносили ему то, что украли, он продавал это и делился с ними прибылью. Другие преступники действовали на соседнем участке, и местные констебли оставили Мэтью в покое, потому что он старался, чтобы и они не остались внакладе. Кроме того, он был мирным человеком, его воровская шайка не прибегала к кровопролитию без особой нужды, в отличие от их более злобных соперников, орудовавших на городских улицах.

Но последнее время стало казаться, что обо всех планах Мэтью знает какой-то тайный враг. Например, Мэтью, предупрежденный вчера вечером о том, что на склад, стоявший на берегу Темзы, только что прибыла плохо охраняемая партия шелка, послал туда нескольких своих лучших людей — Броггера Дейви, маленького Пентинка, рослого ирландца Пэта и четырех его соотечественников, чтобы забрать товар. Но им помешали — честно говоря, они едва избежали ареста, — потому что у склада в засаде прятались двенадцать вооруженных сторожей.

Были и другие случаи: местные предприятия внезапно отказались платить его людям обычную дань за защиту; соседние банды устраивали ссоры в тавернах, где гуляли его люди. А местные констебли требовали все больше и больше денег, чтобы Мэтью мог мирно заниматься своим делом, несмотря на усердную работу Стина, бывшего стряпчего с хорошо подвешенным языком, но лишенного права практиковать, жившего рядом с Мэтью и действовавшего в качестве его юридического советника, его клерка и умелого создателя всевозможных поддельных лицензий, необходимых для занятий любым делом в любом районе Лондона.

Мэтью, в старой меховой шапке с ушами, защищающей от ноябрьского холода, которым тянуло с реки, погрузившись в заботы, завершал подсчет вечерних приобретений. По крайне мере, сегодня не было засад. В настоящий момент он был один, если не считать повара на кухне; но скоро соберутся его товарищи по преступлениям, и он уже предвкушал момент, когда выпьет с ними пару пинт эля в «Короне», как вдруг услышал, что передняя дверь медленно открывается. Мэтью, дюжий чернобородый здоровяк, вышел в прихожую и увидел там мужчину, стряхивающего дождь со своего плаща. Незваный гость был в поношенной одежде из грубой шерсти, а через плечо у него был переброшен узел. С ним была собака — большая, косматая, такая же мокрая и грязная, как и ее хозяин; лужицы воды собирались на полу у их ног. Но Мэтью широко распахнул объятия в радостном приветствии.

— Нед! — воскликнул он. — Провалиться мне на этом месте! Мой маленький братик…

Старый глуховатый повар Тью вышел из кухни узнать, что происходит, принеся с собой запах подгоревшей пищи; но Мэтью жестом велел ему уйти, а потом заключил Неда в медвежьи объятия и гулко хлопнул его по спине.

— Входи же, — поторопил он. — Входи. Рад тебя видеть, хотя ты и не отдал мне до сих пор долг после твоего последнего посещения.

Он взял Неда за руку и провел его во внутреннюю комнату, где отмел в сторону листки с подсчетами и налил в два кубка вина из кожаной фляги.

Нед взял кубок и поднял его в знак приветствия.

— Три гинеи. Я не забыл. Я должен был уехать очень быстро.

— Да, я так и слышал. Я всегда говорил тебе, что эти твои модные друзья при дворе навлекут на тебя неприятности.