Пока смерть не разлучит нас - Кэролайн Грэм

Логично предположить, что обретенный Аланом статус одинокого мужчины должен был привести Бренду в восторг, внушив ей несбыточные надежды, но нет, не тут-то было! Именно полная, непроницаемая отгороженность жизни Холлингсвортов позволяла Бренде ткать полотно романтических фантазий. Теперь, когда основа была разодрана в клочья, полотно это стало расползаться. Она страшилась того, что может произойти. Больше всего ее пугало, что если Симона не вернется, то Алан решит съехать из «Соловушек», где столько выстрадал.

Впервые в жизни она пожалела, что родители ведут такой замкнутый образ жизни, пожалела о патологическом нежелании матери поддерживать дружбу с соседями. Вот если бы та была одной из хлебосольных хозяек, кто всегда готов попотчевать чем-нибудь вкусным одинокого соседа… И что было бы естественнее, чем визит соседской дочери, заглянувшей после за пустой посудой?

Бренда даже воображала, трясясь от страха при мысли об отчаянной вылазке, как одна наведывается в «Соловушки». Алан вот уже двое суток не выходил из дома, ему наверняка необходима помощь. Она представляла себе, как ставит на кухонный стол плетеную корзину, приподнимает белоснежную салфетку и достает багет, румяные яблоки, мед в баночке, имеющей форму сотов, хрустящий салат, кусочек сыра в вощеной бумаге… И, наконец, зеленую бутылку вина…

Алан будет неподвижно сидеть, печальный и одинокий, уставив в стену застывший взгляд. И ей придется несколько раз повторить его имя, прежде чем он заметит ее присутствие. Быть может, ей даже придется коснуться его руки…

Бренда вздохнула и вновь погрузилась в тревожную неопределенность настоящего. Она отвернула колпачок от авторучки с золотым пером, в корпусе под черепаховый панцирь. Ручка стоила немало и была приобретена специально для запечатления сокровенных мыслей, и ничего иного.

Рассеянно глядя в окно, Бренда обдумывала первую фразу: текст не подлежал исправлению, в нем не было места помаркам и зачеркиваниям. Она посчитала бы их дурным предзнаменованием.

Внезапно Бренда заметила в соседском саду какое-то движение. Это был он, Алан! Вышел в первый раз после того, как ему нанесли столь жестокий удар. Он стоял, повернувшись спиной к дому, с лопатой в руках. И пока Бренда пожирала его глазами, он вонзил штык лопаты в обширное влажное пятно земли возле патио.

Бренда не сводила с него взгляда и лихорадочно прокручивала сотни открывавшихся возможностей. Она была твердо убеждена: в том, что касается Алана, ее интуиция работает безошибочно. Если ему вздумается поднять глаза, она успеет отвернуться, сделав вид, будто не видит его.

Однако далее произошло нечто, опрокинувшее ее уверенность. Он с силой вонзил лопату в землю возле куста лилейников, вытащил ее и с видимым отвращением отвернулся. Именно в этот момент он поднял глаза и устремил их на Бренду. Застигнутая врасплох, она даже не успела опустить взгляд и продолжала смотреть на него.

Да, их глаза встретились, как ей сотни раз представлялось в мечтах. В реальной жизни все вышло совсем иначе. Его взгляд был мрачен и отнюдь не дружелюбен, в нем читалась злость. Ей показалось, будто ее ударили по лицу. Он резко вскинул свободную руку, и на какой-то жуткий миг Бренде почудилось, что Алан грозит ей кулаком. Затем он с силой отшвырнул на плиты мощеного патио лопату и скрылся за дверями.

Бренда пришла в полное отчаяние. Боже, что он должен подумать о ней? Что можно подумать о человеке, который шпионит за тобой, следит за каждым твоим шагом? Естественно, будешь взбешен… Бренда чувствовала себя совсем разбитой, словно только что пережила расставание с любимым человеком.

Она закрыла альбом, надела на пузатую ручку колпачок и громко высморкалась. Слезами горю не поможешь, и упрекать себя ей не за что. Ссоры на то и существуют, чтобы разобраться, в чем дело, и все исправить. Ее задача — найти путь к примирению.

— Мне стоило больших усилий добраться до вас, — произнесла миссис Молфри и кокетливо тряхнула доходившей ей до плеч гривой льняных кудряшек. От энергичного движения шляпка чуть не свалилась с ее головы. — Надеюсь, меня не ввели в заблуждение насчет вашего звания и статуса.

Старший инспектор Барнаби изо всех сил старался удержать на лице маску вежливого интереса, которую всегда надевал во время нежданных визитов представителей гражданского общества. На сей раз, однако, ему понадобилась вся сила воли, чтобы не пялиться на собеседницу.

Напротив него сидела не просто пожилая, а очень-очень старая леди. Ее иссохшее тельце тонуло в девичьем платье с пышными рукавами. По всей вероятности, оно было сшито из жесткого вощеного ситца, которым обтягивают диваны и стулья, с узором из пышных, похожих на капустные кочны роз. Еще на ней были белые кружевные перчатки и довольно грязные туфли цвета слоновой кости, в дырочку и с эластичными вставками по бокам. Лицо покрывал такой толстый слой белил и румян, что при малейшей попытке выразить сильную эмоцию пылинки грима повисали в воздухе, словно надушенная перхоть. Веки были ослепительно-синего цвета, того самого, что когда-то называли «электри́к». Барнаби подумал, что если бы Мери Пикфорд была еще жива, то именно так и выглядела бы.

— В вашей приемной мне пытались подсунуть какого-то констебля, к тому же еще и не в форме. — Миссис Молфри опустила ресницы, очень острые, закрученные вверх и как будто покрытые сажей. — Но я настояла, что буду разговаривать только с лицом самого высокого ранга.

Как раз во время ее энергичного общения с констеблем в приемную заглянул сержант Трой. Оценив всю прелесть ситуации, Трой быстренько препроводил старушку в лифт и выпустил на четвертом этаже, у самых дверей в кабинет Барнаби. Старшему инспектору еще предстояло решить, чем при этом руководствовался его верный помощник — спортивным интересом или желанием поразвлечься за чужой счет.

— В чем, собственно говоря, затруднение, миссис Молфри? — осведомился Барнаби и тут же понял, что бессознательно заговорил высокопарным и даже чуть высокомерным тоном. — Чем я могу вам помочь?

— Это не вы мне, это я вам хочу помочь, — отрезала миссис Молфри, стягивая перчатку. — Со мной по соседству исчез человек. Я подумала, вы этим заинтересуетесь.

— Его имя, фамилия?

— Это не он, а она. Как раз он-то на месте. И это, согласитесь, заслуживает пристального внимания.

Барнаби, предполагавший, что сообщение миссис Молфри будет таким же фантастически несуразным, как и ее внешний вид, приятно удивился своему заблуждению. Несмотря на многословие и вычурность речи, смысл того, что она сказала, был абсолютно ясен.

— Симона Холлингсворт, — изрекла миссис Молфри. Она какое-то время помолчала, с неодобрением глядя на плакат, объясняющий, как уберечься от кражи со взломом. Еще несколько частичек лицевой штукатурки оказались в подвешенном состоянии. — Вы разве не будете вести запись?

— Покамест нет. Продолжайте, прошу вас.

— Она пропала во вторник. Как говорится, растворилась в воздухе, хотя, сказать по правде, я никогда не понимала, почему так говорят. Ведь если речь идет о том, что она сделалась невидимой, то воздух должен быть не прозрачным, а густым, как деревенский гороховый суп.