Перемещенное лицо - Владимир Войнович

Нюра перестала жевать и застыла с открытым ртом какзаколдованная. С тем же выражением повернулась и уставилась на отца.

– Да ты чего, Нюр? – забеспокоился отец. – Да ты чего этотак смотришь? Да ты не серчай, Нюр, не надо. Это ж не человек, это ж животный.Он без толку бегает как собака, а люди, Нюр, люди, люди-то ходют голодные.

Нюра, закрыв рукою рот, кинулись из избы. У крыльца ее долгорвало. Она думала, что умрет, и не хотела противиться смерти. Она потеряласознание, но ненадолго, а когда очнулась на том же месте, над ней без шапкистоял отец и тряс ее за плечи.

– Да ты что, Нюрок, да ты что?

– Ах ты мать твою ети! – Нюра вскочила на ноги, кинулась наотца с кулаками. Он – бежать, она схватила грабли и бросилась за ним! Догналаего на дороге и со всего маху опустила грабли ему на голову, но попала нежелезом, а черенком, который переломился. Отец схватился за голову и сел наснег, обливаясь кровью. Она перепугалась, села рядом.

– Папаня, милый! О господи, да что ж это я наделала!

Потом дома обмывала его, перевязывала, плакала над ним, надБорькой, над своей судьбой.

Ночью у нее поднялась температура и начался бред. Она болелатри дня, а на четвертый проснулась с ясной головой и поняла, что придется житьдальше.

Когда морозы спали, Нюрины квартиранты переехали в комнатупри школе. Олимпиаде Петровне дали ее с условием, что она будет вести первый итретий классы. Нюра осталась с отцом, который постепенно поправлялся. Кожа налице порозовела, морщины разгладились. Бриться стал куском стекла через день. Вконце же апреля пришло ему необычное письмо – не треугольник, как остальные, ав конверте. Люба писала ровным кудрявым почерком, что живет одна, мужчин к себене допускает, ведет уравновешенный образ жизни. Вика растет смышленой девочкой,уже знает буквы и даже умеет писать слово «папа». А начальник Роман Гаврилович Лужиннесколько раз о нем спрашивал, жалел, что так все получилось, и обещал, еслиБеляшов вернется, подыскать ему работенку полегче.

Прочтя письмо, отец вернул его обратно в конверт и положил вкарман гимнастерки. Но после Нюра видела, что отец часто вынимает это письмо,смотрит в него, шевелит губами и думает о чем-то долго и тяжело.

А потом Нюра да и некоторые соседи стали замечать заАлексеем Ивановичем, что в теплые дни он в телогрейке, ватных штанах и валенкахвыбирается из дому, садится на крыльцо, берет в руки палку и, держа ее в видепистолета, целится в проходящих мимо.

Видимо, собирался он вернуться к Любе и готовил себя квозможному трудоустройству. Но тренировки его оказались напрасными.

Как-то Нюра кормила его щами из мерзлой капусты, а он, недонеся очередную ложку до рта, вдруг захрипел, выпучил глаза и, расплескавшищи, стал трясти ложкой, как будто собирался кого ударить.

– Папаня! – закричала Нюра. – Вы что?

Но он только хрипел, тряс ложкой и пучил глаза.

– Папаня, – догадалась Нюра, – вы помирать, что ль,собралися?

Он перестал хрипеть и трястись, положил ложку на стол,посмотрел на Нюру осмысленно.

– Кажись, да, – сказал. И помер.

По деревне разнесся слух: Иван прислал-таки Нюре письмо.Источником слуха была Нинка Курзова, ближайшая подруга Нюры и ее доверенноелицо. Она по секрету Тайке Горшковой рассказала, а та по секрету НадькеКосорукой, а Надька опять же по секрету соседкам ближним и дальним, и такразошлось, будто Нюра приходила к Нинке и читала ей письмо, будто только чтополученное. По виду письмо вроде как настоящее. С адресом, с указанием, чтопередать в личные руки, и штемпель почтовый приляпан, но почерк-то, Нинказнает, без сомнения, Нюркин.

Бабы сперва долго не верили, потом решили, что Нюрка от всехсвоих несчастий в уме пошатнулась, и стали, иные не без ехидства, а прочие попростодушию, приставать, мол, если твой мужик объявился и пишет, то не толькоНинке, а и нам почитала бы. Нюра сперва отнекивалась, а потом согласилась.

Вечером, в субботу, после бани, сошлось у Нюры в избе всеженское население. Пришли Нинка с дитем, Тайка с двумя. Пришла баба Дуня сфляжкой самогона. Добавились две девушки-близняшки Манька и Зинка Четоровы,Надька Косорукая и Клавдя, чернявая баба из эвакуированных, по прозвищуЧернота. Про Черноту говорили, что она сидела в лагере по уголовному делу, стех пор хранит на себе разные наколки, одна, главная, на животе: «Здесь лежалмой милый». Была она баба безвредная, но от здешних отличалась и видом, и ухватками,тем, что всегда курила толстые и неумело слепленные самокрутки, а чувствоудивления выражала восклицанием: «Ехтиёх!» Что означало, кажется: «Эх, ты, ох!»

Сошлись бабы в Нюриной избе с вежливыми недоверчивымиулыбками. Кто затем, чтобы потом посмеяться, кто – просто провести времянескучно.

Расселись кто где. Нюра, не пожалев керосину, засветилалампу семилинейную, фитиль открутила до самого яркого. Развернула треугольник,разгладила аккуратно, осмотрела слушательниц и начала, волнуясь: «Привет изЭнской части! Здравствуйте, Нюра! Добрый день или вечер. С фронтовым армейскимприветом к вам ваш Иван.

Извините, что долго не писал, постольку, поскольку былзанятый уничтожением немецко-фашистских захватчиков, которые вероломно напалина нашу страну, убивают стариков и старух, насильничают и вообще ведут себябезобразным способом, как настоящие свиньи. Приходится вести против нихнеравные воздушные бои, летая на всяческих аэропланах со стрельбою из пулемета.За время, что мы с вами не виделись, удалось мне в неравном воздушном боюподстрелить несколько бомбовозов, а также живую силу и танков противника.Только вы не думайте, что я только летаю и только стреляю по бомбовозам, или потанкам, или по живой силе противника, а о вас никогда не думаю. Нет, любимаянаша Нюра, летая на аэропланах и ведя смертельные схватки в неравном воздушномбою, я постоянно воспоминаю вашу фигуру, ваши глаза, и щечки, и носик, как мы свами жили, целовались и миловались для совместного счастья. И все это я когдавспоминаю, то любовь моя к вам, милая Нюра, возрастает с еще большею зверскоюсилой, и так же – ненависть к фашисту-врагу. Также я думаю и уверенвпоследствии, что вы меня тоже со временем не забываете, думаете обо мне, как яздесь сражаюсь, и беспокоитесь за мою молодую жизнь и здоровье. А я тоже завашу. На этом сердечно заканчиваю, жду ответа, как соловей лета, и желаю вамвсего хорошего в вашей молодой и цветущей жизни, ваш муж Иван».