Доказательство чести - Кирилл Казанцев

Заинтригованный Вова Грошев по кличке Подлиза вытянул из-за руля огромный живот, подошел к Сороке и вырвал у него бинокль. Он за секунду проанализировал обстановку, разочарованно вздохнул и ткнул бинокль в грудь подельника.

— Лох, — констатировал Подлиза, презрительно глядя в глаза собеседнику. — Это водолазы в комбинезонах. — Однако Вова насторожился, вернулся в машину и уточнил: — Наш где лежит?

— В ста метрах от катера. Короче, не там, куда эти тюлени сейчас спрыгнули.

Подлиза зевнул и успокоился. Локомотив, в очередной раз предупрежденный о рейде, велел им присутствовать на зачистке до самого ее окончания. Так было уже не раз. В прошлом месяце Яша тоже приказал своим людям сидеть на берегу и следить за тем, кого выудит полиция. Теперь было важно, чтобы в ближайшие несколько дней водомуты не обнаружили на дне дерзкого, похожего на хорька магометанина, командированного из столицы для запугивания екатеринбургских братков. За неделю мальчики Локомотива наделают в Новосибирске немало дел от его имени, так что москвичи не станут искать хорька в Исети. Пусть разбираются с новосибирскими. За эту неделю сомы и окуни сделают с мусульманином то, из-за чего потом невозможно будет определить не только национальность, но и пол бедняги.

— Вова, а Вова!.. — скороговоркой, за что и получил погоняло, протрещал Сорока. — Негры в комбинезонах жмура на борт поднимают!

Подлизе опять пришлось тащить из-за руля живот. Он снова прижал к глазам окуляры и на этот раз вынужден был согласиться с тем, что Сорока прав. Двое амбалов в блестящих от воды костюмах заталкивали на низкий борт человеческое тело. Сначала копы выволокли на палубу труп, потом — около двух метров веревки. Только вслед за этим они с трудом вытянули металлическую панцирную сетку от кровати.

— Не может быть, — не веря своим глазам, пробормотал Подлиза. — Как его туда занесло? Течением, что ли? Ну-ка, звони Яше!

Звонок раздался в половине девятого.

Пащенко дотянулся до телефона, отвел взгляд от настенных часов, прижал трубку к уху и заявил:

— Слушаю.

— Это я, Вадим Андреевич, — раздался голос старшего следователя по особо важным делам Меркулова. — Полиция чистку дна устроила и десять минут назад выловила свеженький труп.

— Что значит свеженький? — уточнил заместитель прокурора.

Следователь решил, будто начальник не до конца проснулся, и начал ему объяснять, что первичный осмотр указал на не более чем двухчасовое нахождение тела в воде. Однако тут Меркулов ошибался. Пащенко был готов к работе в тот самый момент, когда открывал глаза после сна. Расшатывая воображение подчиненного, говорившего банальные вещи, заставляя его повторяться или опускаться до разъяснений, он быстро просчитывал свои дальнейшие ходы. В те секунды, пока Меркулов терпеливо рассказывал о состоянии кожного покрова потерпевшего, его глазах, не тронутых рыбами, о еще сочащемся ножевом ранении под левой лопаткой, Пащенко уже знал, что сделает сразу после того, как следователь замолчит.

— Ладно, Меркулов, достаточно. Тело вынести на берег, силами райотдела организовать оцепление. Напротив обнаружения тела, на грунте, произвести тщательный осмотр на предмет обнаружения следов транспорта и прочего. Дайте команду водолазам на доскональный осмотр дна в радиусе пятидесяти метров от места нахождения трупа. Сейчас я доложу прокурору и прибуду на место.

Только что Пащенко говорил с Копаевым о том, что неплохо было бы попросить Земцова, начальника отдела УБОП, пощупать Славу Рожина на предмет членства в какой-либо организованной преступной группе. Надо определить ареал его жизнедеятельности, да заодно порасспросить, зачем ему, Славе, понадобилось вкладывать конверт с документами на дом в бумаги Пермякова, лежащие на столе.

Земцов, знавший Пермякова не хуже Пащенко, после ареста следователя сначала замкнулся и убыл из поля зрения. Такое поведение свойственно всем осторожным личностям, занимающим щепетильный пост. Потом он объявился и сообщил Пащенко, что не разделяет мнение своих коллег о моральном облике Александра Пермякова. Наверное, короткое исчезновение из зоны видимости понадобилось ему для того, чтобы выяснить подробности дела и последовательность проведенных оперативных мероприятий.

Пащенко прибыл на место и узнал, что личность утопленника уже установлена.

Он отошел в сторону, вынул из кармана мобильник.

— Антон, я на берегу Исети. Передо мной лежит труп Рожина.

— Рожина? — переспросил Копаев. — Это тот, который?..

— Да, он самый.

— Я сейчас приеду.

Появлению Копаева никто из присутствующих не удивился. Пащенко встретил его как приятеля, не сослуживца. Но здесь, на берегу, Антон находился в уязвимом положении. Не исключено, что кто-то из присутствующих на берегу потом узнает в оперативнике УСБ заместителя начальника правового управления мэрии. Если хоть один человек вспомнит, что Копаев общался с Пащенко, и попробует выяснить об Антоне побольше, то начнется неразбериха.

Но Копаев не мог не приехать. Он должен был своими глазами все увидеть и получить информацию из первых рук. Риск имелся, но он был оправдан.

Теперь Рожин, тот самый человек, который так содействовал аресту следователя Пермякова, лежал под его ногами. Вид Рожина был странен до крайности. Джинсы «Райфл», серая, в действительности же скорее белая, майка с эмблемой испанского королевского клуба, на левой ноге кроссовка «Пума». Вторую уже нашли, она лежала чуть поодаль от трупа. Вместо нее к правой ноге был привязан обрезок автомобильного троса, на другом конце которого оказалась панцирная сетка.

— Личность пока не установили, — сообщил Меркулов из-за спины заместителя прокурора.

— Устанавливайте, — велел Пащенко, открывая перед криминалистом возможность проявить его лучшие качества.

Сам-то он личность покойника уже установил, за сутки, прошедшие после ареста Пермякова, вволю налюбовался на фотографию Рожина. Тот имел глупость быть задержанным в девяносто восьмом году за мелкую кражу промышленного серебра на заводе, после чего два года своей жизни посвятил шитью рукавичек в колонии общего режима. Потом была еще одна ходка. Им опять занималась прокуратура. Эта история тоже закончилась шитьем. Известным кутюрье Рожин так и не стал, зато прославился чудовищной подлостью в деле посадки на нары следователя Пермякова.

— Его убили или живым сбросили? — спросил Копаев.

— Нож вставили, а потом спустили. В спине ранение, несовместимое с жизнью. В глазах, как видишь, недопонимание, совместимое с глупостью.

— Еще и кровать к ноге привязана, — почесав подбородок, пробормотал Антон. — Коза ностра по-екатеринбургски, мать их!..

Копаев обернулся, когда Меркулов попросил Пащенко немедленно приблизиться к трупу.

— Что?.. — выдохнул Вадим.

— Вот. — Меркулов указал пальцем на пятнышко, сверкающее посреди серого песка.