Манипулятор. Три осенних дня - Чингиз Абдуллаев

— Что вы предлагаете? — деловито спросилПетровский.

— Отключить аппаратуру и не мучить человека, —ответил молодой человек. — Зачем продлевать его агонию? Всем понятно, чтоон рано или поздно умрет. По-моему, гораздо гуманнее дать ему спокойно заснуть.

— Вы православный человек? — строгим голосомпоинтересовался Святослав Олегович.

— Вообще-то я атеист, — улыбнулся молодойврач. — Трудно быть верующим, когда специализируешься на хирурга.

— А он православный, — заявил Петровский, — иего семья тоже глубоко верующие люди. Представьте, какую боль вы наносите вашимпредложением. Покончить с собой — значит лишиться божьего благословения. Дляверующих людей такой грех просто мыслим. Не говоря уже о том, что по правиламправославной церкви самоубийц нельзя отпевать и хоронить рядом со всеми. Выпонимаете, на какую боль обрекаете его родных и близких?

— Об этом я не подумал, — пробормотал изумленныйаспирант, — но раз вы так считаете… Он ведь все равно уже умер. Толькосердце пока работает.

— Это вы так считаете, — строго прогорилПетровский, не позволяя собеседнику обороняться, — но его близкие сидятсейчас за дверью. Они молятся о его благополучии. Неужели вы такой черствыйчеловек?

— Я не настаиваю, — выдавил молодой врач, —если вы так думаете. Конечно, мы будем держать его здесь столько, сколько будетработать его сердце. Никто не посмеет отключить больного от аппаратуры безразрешения родных.

— Вот это правильно, — согласился СвятославОлегович, — вы должны помнить то, о чем я вам сейчас говорил. А теперьвыйдите к жене несчастного, утешьте ее и подбодрите, она так нуждается в вашейподдержке. И не нужно говорить о поврежденном мозге. Зачем лишать человекапоследней надежды? Пусть думает, что у ее супруга еще есть возможностьвыкарабкаться, уйти от неминуемой смерти.

— Конечно, — пробормотал вконец запутавшийсяаспирант. — Я прямо сейчас… Извините… я пойду. — И он поспешилотойти. Восхищенный Бубенцов радостно произнес:

— Вы гений, Святослав Олегович. Теперь он будет игратьна нашей стороне.

— От этого нам не легче, — прагматично заметилтот, — хотя одной маленькой проблемой стало меньше. Где лечащий врач?Найди мне его.

— Сейчас приведу. — Бубенцов побежал в конецкоридора. Петровский посмотрел ему вслед. Паша, конечно, человек проверенный иработоспособный. Но отсутствие инициативы ничем не заменишь. Он всего лишьпрекрасный исполнитель. Другое дело Леонид Исаакович. Этот может придуматьтакую невероятную комбинацию, что никто, кроме него, не поймет истинного мотивасделанного.

Паша вернулся с лечащим врачом, мужчиной средних лет, впомятом белом халате. У него была круглая голова, редкие, словно завитые,каштановые волосы, крупный мясистый нос. Подойдя к Петровскому, он короткопредставился.

— Михаил Сидоров.

— Очень приятно. — Петровский пожал протянутуюруку. — Я из Центральной избирательной комиссии, из Москвы, СвятославПетровский. Вы, наверно, знаете, что ваш пациент был зарегистрирован кандидатомв депутаты Государственной думы по вашему избирательному округу.

— Он и Качанов, — кивнул врач, — об этомзнают все наши жители.

— И за кого вы лично собираетесь голосовать? —поинтересовался Святослав Олегович. — Если, конечно, не секрет?

— Никакого секрета. Только за Качанова. Он деловоймужик, у него есть деньги, связи. А этот несчастный приличного дома до сих порне имеет. Если он себе ничего пробить не может, разве сумеет для нас что -нибудь сделать? Зачем нам такой депутат? — пожал плечами Сидоров.

— Справедливо, — поддержал его Петровский, —но спасать нужно всех, независимо от ваших политических воззрений.

— Кто же его убивать собирается? — пошутилСидоров. — Он и так уже не жилец. Никто не виноват, что Нечипоренко попалв такую аварию. Мы сами не верили, что он столько протянет.

— Очень жаль, — посочувствовал Петровский, —но я поэтому сюда и приехал. Вы знаете, какие деньги тратятся на избирательныекампании? Это очень накладно и для вашего города, и для вашей области в целом.Но если вдруг Нечипоренко умрет, придется назначать новые выборы. Вы понимаете,насколько это сложно в материальном, да и в моральном плане? Любой будущийкандидат будет считать, что он как бы занимает место погибшего. Это оченьсложная этическая проблема.

Сидоров, не понимая, почему ему об этом говорят, молчаслушал.

— Было бы правильнее, если бы вам удалось продержатьНечипоренко еще два дня, — сказал наконец главное Петровский. — Тогданам не пришлось бы отменять выборы и все прошло бы спокойно.

— Он не протянет два дня, — убежденно возразилврач. — Никак не протянет. Счет идет на часы, может, даже на минуты.

— Нужно подумать о тысячах избирателей, — пояснилПетровский, — они не виноваты, что так получилось. Вы лишаете их прававыбора. Они должны сами решать, кто им нужен в качестве депутата. Вот вы длясебя решили. И сделали правильный выбор. Но дайте и остальным решить длясебя. — Он говорил тихо и проникновенно. Замотанному на тяжелой работеврачу даже не пришло в голову спросить: какой же у людей может быть выбор, еслиодин из кандидатов уже почти погиб? И вообще, о чем тут речь? Ведь в случаеневероятной победы Нечипоренко ему уже все равно не быть депутатомГосударственной думы.

— Я с вами согласен, — устало вымолвилСидоров. — Но мы не в силах его спасти.

— Нужно его поддержать, — показал на запертуюдверь Петровский. — У вас же есть некоторые возможности. Прямые инъекции всердце, различные лекарства, которые продержали бы несчастного до воскресенья.

— А потом? — наконец спросил врач.

— Потом состоятся выборы, на которых наверняка победитКачанов. А несчастного журналиста мы похороним с почестями, поставим емупамятник как символу демократии в вашем городе, — не удержался от злогосарказма Петровский.

Сидоров нахмурился.

— Мы можем постараться, но нет никакой гарантии… И унас нет таких лекарств.

Святослав Олегович бешеными глазами глянул на Бубенцова.Паша давно должен был достать все необходимые лекарства.

— Дайте список, — мягким голосом произнесон. — Я думаю, мы найдем все лекарства. И еще одно небольшое одолжение. Яхотел бы, чтобы вы подежурили у его постели эти два дня. Вернее уже один. Двеночи и один день.

— Моя смена кончается утром, — нерешительносообщил Сидоров.

— Знаю, — Петровский умел бытьубедительным, — но это моя личная просьба.

И еще небольшой презент. — Он кивнул Бубенцову, и тотдостал конверт.

— Здесь тысяча долларов. — Святослав Олеговичпротянул конверт врачу. — На любые возможные издержки. Это лично вам,независимо от того, чем окончатся ваши усилия. Но если наш друг будет жив квоскресенью, вы получите в два раза большую сумму. Сидоров посмотрел наконверт. Для врача, получающего не более семидесяти долларов в месяц, такиеденьги — целое состояние. Он заколебался. Затем честно признался: