Дневники няни - Николь Краус

Он исчезает в подъезде, а я поднимаю голову к оранжевому небу, просвечивающему между зданиями. Через несколько минут из подъезда вырывается натянувшая поводок Софи. Виляет хвостом, на морде улыбка. Я приседаю, обхватываю ее за шею и зарываюсь лицом в коричнево-белый мех.

— Я выгуляю ее, па. — Обнимаю его и беру поводок. — Мне хочется побыть рядом с кем-то, кто не выше трех футов и при этом не огрызается.

— И высовывает язык исключительно из биологической необходимости, — добавляет отец.

В понедельник я стою на тротуаре перед детским садом Грейера. Пришлось, следуя строгим инструкциям миссис N., приехать на десять минут раньше, так что остается время пролистать записную книжку и определить крайний срок представления следующих двух статей. На углу визжит тормозами такси, и остальные машины разражаются такой какофонией гудков, что я поднимаю глаза. Прямо напротив, под навесом, неподвижно стоит блондинка. Машины снова возобновляют бег, и она исчезает.

Я вытягиваю шею, пытаясь рассмотреть женщину и удостовериться, что это Кейтлин. Но противоположная сторона Парк-авеню уже пуста, если не считать рабочего-ремонтника, протирающего медный пожарный гидрант.

— Опять ты!

Грейер медленно тащится по двору, словно направляясь навстречу своей неминуемой смерти.

— Привет, Грейер. Как дела в саду?

— Фигово.

— Фигово? Что именно?

Я отстегиваю листочек с домашним заданием, отдаю ему сок.

— Ничего.

— Ничего фигового?

— Не хочу с тобой разговаривать.

Я встаю на колени перед прогулочной коляской и смотрю мальчику в глаза:

— Послушай, Грейер, я знаю, ты не очень меня любишь.

— Я ТЕБЯ НЕНАВИЖУ!

Я светлая. Я легкая. Я одета в широкое розовое платье.

— Немудрено, ведь мы знакомы совсем недолго. Но мне ты ужасно нравишься.

Он пытается лягнуть меня.

— Я знаю, ты скучаешь по Кейтлин.

При звуках этого имени он замирает, и я успеваю поймать его ногу.

— Я понимаю. Мне тоже грустно без Кейтлин. Если скучаешь по человеку, значит, любишь. Но своими выходками ты обижаешь меня, а Кейтлин наверняка не хотела бы, чтобы ты ранил чьи-то чувства. Поэтому, раз уж мы вместе, Давай хорошенько повеселимся.

Его глаза становятся круглыми, как блюдца. Едва мы выходим со двора, дождь, собиравшийся все Утро, наконец разражается, и мне приходится так энергично подталкивать Грейера в спину, словно мы участвуем в Олимпийских играх для детей в прогулочных колясках.

— Здо-о-о-орово! — визжит он, и я, изображая вой гоночной машины, резво огибаю лужи. К тому времени как добрались до подъезда, мы оба насквозь промокли, и я молюсь про себя, чтобы миссис N. не было дома. Не дай Бог увидит, как я подвергаю ее ребенка опасности подхватить пневмонию!

— Ох, какая же я мокрая! А ты, Грейер?

— Еще бы! Еще бы не мокрый!

Он улыбается, но зубы начинают стучать.

— Немедленно идем наверх, и в горячую ванну. Ты когда-нибудь обедал в ванне, Грейер?

Я доставляю его в лифт и уже хочу нажать кнопку…

— Подождите! — раздается из-за угла мужской голос. Пытаясь откатить ходунок от двери, я ударяюсь ногой.

— Ой… черт!

— Спасибо, — благодарит он.

Я поднимаю глаза. Каштановые длинные волосы прилипли ко лбу, поношенная футболка облепила торс. А голова… макушка едва не касается потолка! Вот это да!

Как только дверь закрывается, он, наклонившись, обращается к мальчику:

— Эй, Грейер, как ты?

— Она мокрая, — объясняет Грейер, тыча пальцем куда-то за спину.

— Привет, мокрая девушка. Вы подружка Грейера?

Он улыбается мне, заправляя блестящую от воды прядь за ухо.

— Он еще не уверен, что готов к столь серьезным отношениям.

— Ну, Грейер, только не упусти ее.

«Если ты попытаешься поймать меня, обещаю бежать очень медленно».

Слишком, слишком скоро мы добираемся до девятого этажа.

— Желаю хорошо провести время, приятели, — говорит он нам вслед.

— Вам того же! — кричу я в закрывающуюся дверь. «Кто ты?»

— Грейер, кто он? Влажная рубашка уже стянута.

— Он живет наверху. Ходит в школу для взрослых мальчиков.

Прочь туфли, прочь штаны, хватаем коробку с ленчем.

— Вот как? В какую?

Тащу голого малыша в ванную, и мы включаем воду. Грейер на секунду задумывается:

— Туда, где ходят корабли. С маяком. «О'кееей… Два слога, похоже на…»

— Гавань?

— Да. Он ходит в Гарбад[15].

«Здравствуйте! Ну что ж, я вполне могу ездить в Бостон, особенно экспрессом. Мы могли бы чередовать уик-энды… Иисусе!»

ЗЕМЛЯ — НЭННИ! ОЧНИСЬ, НЭННИ!!!

— Давай в ванну, Грейер!

На секунду отрешившись от гарвардских фантазий, усаживаю его в ванну.

— Грейер, у тебя есть прозвище?

— Что такое прозвище?

— Другое имя, которое дают тебе люди.

— Меня зовут Грейер. Грейер N.

— Значит, можно подумать и о прозвище.

Я делаю воду чуть погорячее и вручаю ему сандвич с натуральным арахисовым маслом и айвовым желе. Энергично жуя, он болтает ногами и, судя по всему, испытывает совершенно необычные ощущения. Я оглядываю комнату и вижу его голубую зубную щетку из «Улицы Сезам»[16].

— А как насчет Гровера?

Он обдумывает предложение, склонив голову набок, делая Серьезное Задумчивое Лицо, потом кивает:

— Попробуем.

О Господи! Вот голова болит! Трещит, как будто хочет разломиться, А уж спина моя, а поясница… Не грех тебе кормилицу гонять? Ведь так меня ты насмерть загоняешь![17]

У. Шекспир. Ромео и Джульетта

Няня!

Когда поведете сегодня Грейера поиграть с Алексом, пожалуйста, спросите мать Алекса, кто занимался подготовкой ее последнего ужина. И передайте, что смесь кейджанской[18]кухни с азиатской — просто гениальная находка!