Длиннее века, короче дня - Евгения Михайлова

– Это так, – улыбнулась Маша. Она была рада видеть загорелую, круглолицую, полноватую Веру, которая казалась ей всегда уютной и приятной, как теплый домашний хлеб, как живое напоминание о Машиной жизни с родителями, когда и у нее была дружная, любящая семья…

– Ты сиди, я сама приготовлю, – сказала на кухне Вера. – Вижу твой трудовой подвиг: посуда помыта, раковина и плита сверкают. Хвалю. Можешь на сегодня прерваться.

Они поужинали, Маша с удивлением обнаружила, что проголодалась.

– Вкусно. Спасибо тебе.

– Да ладно. Как-нибудь с кулебякой собственного производства к тебе приду. Специально испеку, тайком от своих, а то сожрут тут же. Ты поела?

– Да, а что?

– Расскажу, что у нас приключилось. Мы умирали со смеху.

– Уже настораживает. То есть это во время еды слушать нельзя?

– Ну, тебе нельзя. Ты – нежная. В общем, Варьку, чучело наше одноухое, помнишь?

– Ну, привет. Почему я ее забыть должна? У нее полтора уха, между прочим. Милейшая собака.

– Да. Именно это я и хотела сказать. Милейшая собака. А у соседей по даче – такса с мерзким характером. Визгливо лает целый день, а когда мы проходим, просто в истерику впадает, морду под забор просунет и вопит. Варька молчит и думает. И придумала. Наши шли в лес с ней – и тут гвалт из-под соседской калитки. Морда торчит. Варька в момент метнулась, схватила таксу за загривок, вытащила из-под забора, сразу придушила, как крысу, и понеслась в лес ее догрызать.

– Ты что! Она ее убила?

– Ну, не совсем. Говорю ж, догрызать потащила, еще живую. Петька отбил, но, прямо скажу, это была некондиция, – Вера залилась своим здоровым смехом.

– Вера, – грустно сказала Маша, – тебе кажется это смешным? Они хоть к врачу таксу отнесли?

– Они сунули ее обратно под забор и свалили по-быстрому. Пока хозяев дома не было, одна домработница.

– Ужас. У вас нервы, как канаты.

– Да ладно тебе. Это жизнь. Ты лучше скажи, что у тебя? Где Мишка?

– Мы разводимся.

– Да ты что? Из-за того, что он выпивает?

– Из-за многого.

– Да, дела. А Мишка небось квартиру эту делить будет.

– Надеюсь, что нет. У него своя есть. Я эту продать хочу. Куплю меньшую. Деньги нужны.

– На что?

– На все.

– Хочешь знать мое мнение? Это маразм – такую квартиру продавать. Деньги всегда можно заработать, детей у тебя нет. А когда появятся, вот тогда ты локти будешь кусать, что сглупила.

– Мне тридцать три года. Какие дети!

– Господи, сейчас и в пятьдесят, и в шестьдесят рожают. Не читала, что ли? «Я думала, что климакс, и вдруг воды отошли», – Вера процитировала и опять весело рассмеялась.

– Тогда у меня масса времени, – кивнула Маша и услышала звонок. – Извини, я на минуту. Да, Таня, я пишу… Записала, спасибо. Да, скажу «от Татьяны». Сколько заплатить? Хорошо. Еще раз спасибо… Расскажу, конечно.

Маша положила телефон и растерянно смотрела на бумажку с адресом. Что она ей скажет, этой гадалке?

– Что-то серьезное? – внимательно посмотрела на нее Вера.

– Я даже не знаю. Возможно, нет. Это адрес гадалки.

– Чего-чего?

– Понимаешь, такая история произошла…

Маша неожиданно для себя рассказала Вере об Алексее, о Людмиле, о том, что случилось… Сил больше не было держать это в себе. Так она Вере и сказала.

– Да, история. Хорошо, что поделилась. Что ж тебе одной с этим мучиться. А ты знаешь, я вас видела как-то. Вы из магазина вместе шли. Красивый мужик, ямочка на подбородке, так смотрел на тебя… Я даже постеснялась тебя позвать. Вот почему развод… Но его же нет больше… Ой, извини, я забыла, какая ты цельная натура. Тебя смерть не остановит. Решила гадалку проверить? Машенька, они таких, как ты, на раз раскусывают. Хотя попробовать можно. Хочешь, с тобой поеду?

– Наверное, да. Я боюсь.

Утром они ехали по указанному адресу, и Маша тихо рассказывала:

– Ты представляешь, Вера, мы с Лешей стали любовниками в тот день, когда он впервые изменил своей жене.

– С кем?

– Девочка у них в бухгалтерии есть. Он работал в «Автодоре». Мы с Людой встречались с этой Катей.

– Ну и как она?

– Симпатичная. Говорит, после того что между ними произошло, он переживал, не мог на нее смотреть, просил больше не подходить. Высадил, денег дал… Отчаяние это было. Он – человек крайних эмоций. В Люду влюбился в институте, думал, чувства сохраняются до конца дней. Не получилось. Точнее, получилось – хуже некуда. Она его почти ненавидела, он довел себя до психопатии.

– Тяжелый случай. Маша, ты думаешь, у вас что-то получилось бы?

– А у нас получилось. Мы встретились как после разлуки. Я часто у них дома бывала. Мы просто не разрешали себе замечать, что нас тянет друг к другу. Такие неправильные, такие прямолинейные, верны… не тем людям были. Я поверила в то, что встречи предначертаны свыше. Он пришел, и мне сразу показалось все в нем родным – его дыхание, его тепло, его страсть… Мне кажется, если бы мы успели поссориться и он ударил бы меня, я поцеловала бы его руку.

– Господи. Тебе нужно как-то выбираться из этой подростковой экзальтации. Одного распустила дальше некуда: в гараже спала, пока он в твоей квартире пьянствовал. Другому руку собиралась целовать за то, что мог ударить.

– Он не мог. Меня – не мог бы никогда. Я знаю. Я просто так объяснила свое отношение к нему.

– Сколько я тебя помню, все по тебе сохли, подыхали, штабелями укладывались. Неужели нормального не можешь найти?

– Вера, нет более субъективного понятия, чем норма. Я нашла то, что нужно мне. Теперь хочу узнать, почему и как нас оторвали друг от друга. Ты же читала вчера его записку жене. Он все решил…

– Что будешь делать, когда узнаешь?

– Понятия не имею. Вот к гадалке едем. Разве тебе не интересно?

– Интересно. Хочу к ней присмотреться. Может, тоже в гадалки подамся. В нашей конторе мухи дохнут от вида прокисших баб. А у кое-кого жизнь кипит и кошелек наполняется. Я про твою гадалку.

Они приехали к обычному жилому дому, поднялись в съемную квартиру, где в длинной прихожей стояли стулья вдоль стен и торчали нелепые цветы в дурацких горшках. Во всяком случае, они такими показались Маше в данном интерьере. Сели на свободные места под настороженными и любопытными взглядами других посетительниц. Маша подумала: «Так, наверное, смотрят друг на друга подопытные крысы в виварии». Женщины входили, выходили. Маша ждала, когда ее позовут, как велела Таня. Вообще-то она все еще подумывала о побеге. Но внезапно дверь комнаты широко распахнулась, и на пороге появилась женщина неопределенного возраста, опирающаяся на палку. Одна нога у нее была заметно короче другой.