Когда оживают Страхи - Сергей Джевага

Целая вечность ушла на то, чтобы осмыслить происходящее. И вдвое больше, чтобы прийти в себя, почувствовать тело. Но едва я шевельнул пальцами, как наваждение окончательно разбилось. Сердце застучало чаще, разгоняя кровь, по телу пробежалась волна покалывания.

Скосив глаза, я увидел чуть поодаль кучу оружия, искромет. Посмотрел на лестницу, прислушался к ощущениям. Гвардов там не оказалось. Те, что потащили поэта, уже далеко. Остальные прикрывают барда и на меня внимания не обращают. Вероятно, не раз были свидетелями проявления умения своей леди-командира, привыкли, расслабились.

Пожалуй, бежать – очередная глупость, коих и так совершил немало. Но я не мог тратить время на разбирательства с тайной службой гранда, допросы и прочие прелести. Потому что, если с одним из друзей возникла хоть какая-то определенность, то второй мог погибнуть. Да и следовало распутать хоть одну из сетей.

Сосредоточившись, я отчаянно призвал Изнанку, попытался протянуть сквозь замочную скважину оков одеяло энергии. Само собой выдрал лишь жалкий клочок, но хватило. Когда в висках заколотилась боль, а на кончиках пальцев возник призрачный холодок, сжал кулак, волей гностика превращая бесплотное облачко силы в крохотный стальной шарик, практически дробинку. И поддавшись какому-то шальному веселью, повернулся к девушке, окликнул:

– Эй, Талли! Надеюсь, тебе тоже запомнится наша встреча!..

Я успел заметить, как расширились ее глаза в изумлении, как очаровательно приоткрылся рот. Но стоит отдать должное – гностиком она являлась опытным, бойцом тоже явно неплохим. Ибо в следующую секунду ощутил движение Изнанки, заметил, как пальцы легли на струны арфы. Гварды также не сплоховали, двое выхватили оружие, остальные кинулись наперехват врукопашную.

Но развязки я ждать не стал, щелчком пальцев швырнул маленький шарик силы в искромет. Дробинка угодила в одну из банок конденсаторов, проплавила металл. И через миг с оглушительными хлопками полопались вакуумные лампы, раздалось угрожающее низкое гудение и шипение, запахло электричеством.

Сделав длинный прыжок, я ушел в кувырок, перекатился через плечо. Зажмурился, но и сквозь плотно сомкнутые веки увидел ослепительный всполох. В спину толкнуло волной горячего воздуха, раздались истошные крики. И когда тьма вновь вернулась, я открыл глаза, почти на ощупь пробежал до лестницы, вскарабкался по первому пролету. Тут рискнул задержаться и глянул вниз.

От массивного орудия ничего не осталось. Лишь лужица расплавленного металла, где плескались изъеденные разрядами револьверы и ножи. Часть фонарей, установленных гвардами, потухла, над площадкой вновь клубился дым. И в нем на четвереньках ползали воины, оглушенные, потерянные, ослепшие. Один без сознания, второй громко стонал и держался за бок – скаф в том месте был сильно обуглен и поврежден. Пленные наемники в очередной раз повалились на пол, кто-то кричал, кто-то громко ругался – здорово задело разрядами.

Лишь Мак-Суини осталась на ногах. В копоти, с подпалинами в волосах и слезящимися глазами. Слегка растерянная, но в то же время восхитительно яростная, как взбешенная кошка. А вокруг нее кружились видимые лишь на той стороне фигуры – чертовка успела поставить защиту. Зрение тоже потеряла на какое-то время, но стремительно восстанавливалась.

– Рад, что ты в порядке, – пробормотал я под нос. – Умница.

Отвернувшись, бросился вверх по лестнице, подгоняемый и страхом, и тревогой, и злостью. Практически взлетел на верхнюю галерею, промчался у стены к ближайшему коридору, пробежал несколько переходов и поворотов. Когда в лицо повеяло прохладным воздухом, а свет фонарей стал ярче, остановился перевести дух. Прислушался, призвал эмпатию и вскоре понял: никто меня не преследует. И никто не поджидает впереди, у лифта.

Неужели закон подлости дал сбой, а призрачный палач утомил руку?..

Но расслабляться рано. Надо как-то пробраться через весь город, мимо патрулей гвардов, что будет непросто в таком виде. А то, не дай бог, задержат и снова попадусь в цепкие лапки Талли.

Вспомнив последний взгляд девушки, я зябко передернул плечами. Уж лучше в Лимб попасть. Там теперь, пожалуй, будет немного безопасней.

Несомненно, выходка откликнется крупными неприятностями в ближайшем будущем. Талли не простит, не забудет. И ручные псы гранда еще постучатся в мою дверь, попытаются разнюхать как можно больше о прошлом. Если инквизиция смогла связать Эбера Уилсона с Ормондом Мак-Мораном, смогут и эти. А дальше – прощай прикрытие со всеми вытекающими проблемами.

Но здесь и сейчас я смирился с последствиями поступка. Осознанно шел на риск, пересмотрев приоритеты. К тому же мог выручить титул, да и легенду мою не так просто раскрыть. Какое-то время в запасе имелось. И я его намеревался использовать, чтобы самому разобраться в происходящем, вызволить Коула.

Страшно? Да. Но если остановлюсь, точно погибну.

От ледяной воды онемели уши и нос, а макушку ломило. И едва струи попадали на грудь, как дыхание перехватывало, в глазах темнело, и приходилось хвататься за стены кабинки, чтобы не упасть. А еще вода была затхлой и мертвой – вероятно, из-за давно не заменявшихся фильтров. Вяло брызгала из бронзовой, покрытой патиной лейки, с шипением и хрюканьем, а также множеством других звуков, коим не существовало названия. Она медленно стекала по лицу и шее, груди и плечам – становилась теплой и красной, а с пальцев ног лились грязные горячие потоки, которые устремлялись к дыре в полу.

Чертовски щипало щеку. И жгло предплечье, где успели вспухнуть и полопаться кровавые волдыри. Болели ребра.

Но вода была пресной, и за это я испытывал благодарность. Что фильтры работают, что на раны не попадает морская соль. И хотя ругался и фыркал, но подставлялся безжизненным струям.

От холода боль на время утихала. Но когда цвет стекающей с ног жидкости стал бледно-розовым, а кожа почти посинела, я не выдержал и перекрыл кран. Выбрался из кабинки и аккуратно обтерся грубым полотенцем, мрачно посмотрел на разложенный перед зеркалом набор из бутылочек, ампул, шприцов и банок с мазями, мотки бинтов и эластичных самозатягивающихся шин. Вздохнул и занялся самолечением.

Через пятнадцать минут я вышел в гостиную. Относительно посвежевший и чисто выбритый, в легкой пижаме, с тонким звоном стимуляторов и болеутоляющих в крови, с пластырем на щеке. Присел на диван и взял со столика кружку с горячим грогом, отхлебнул и откинулся на спинку. Короткая передышка. На минуту. А потом я соберусь с силами и вновь помчусь искать проблемы на пятую точку.

Хотелось отрешиться, но, как часто бывает в моменты затишья, запоздало навалились эмоции и переживания, дурные мысли, а вместе с ними и уныние на пару с апатией, тревогой и беспомощностью.

Вспомнился раненый Фергюс, и я невольно сжал кружку до боли в пальцах, скрипнул зубами. На дуэли изображал спокойствие, мыслил максимально холодно. Но сейчас в душе плескалась едкая смесь из чувства вины, беспокойства, злости на себя. Конечно, сознавал, что никакими силами не мог остановить обалдуя. Что друг использовал меня для осуществления такой желанной мести и, почуяв ее, никого б не послушал. И как древний заговор я твердил про себя, что взрослый человек способен нести ответственность за свои решения.