Заложники - Энн Пэтчетт

– Тогда французский, если вам все равно. Вы в порядке? – Месснер спрашивал по-французски. В его лице причудливым образом сочетались цвета: ярко-голубые глаза, белоснежная кожа, раскрасневшиеся от солнца щеки, ярко-красные губы и кукурузно-желтые волосы.

«Примитивные цвета», – подумал Гэн.

– Мы в порядке.

– С вами дурно обращались?

– По-испански! – приказал командир Альфредо.

Гэн перевел на испанский, а затем, скосив глаза на вице-президента, повторил, что у них все хорошо. По вице-президенту никак нельзя было сказать, что он в порядке.

– Скажите им, что я могу выполнять роль переговорщика. – Месснер немного подумал и сам произнес эту же фразу по-испански. Потом улыбнулся Гэну и сказал по-французски: – Лучше мне не пробовать. Я скажу что-нибудь неправильно, и мы все вляпаемся в ужасные неприятности.

– По-испански! – снова приказал Альфредо.

– Он говорит, что ему трудно говорить по-испански.

Альфредо кивнул.

– Разумеется, мы желаем безусловного освобождения всех заложников, целых и невредимых. Для начала вы выпустите случайных лиц. – Месснер оглядел пол, усеянный хорошо одетыми людьми, официантами в белых пиджаках, в едином порыве повернувшимися к нему. Это зрелище казалось каким-то нереальным. – Здесь слишком много народа. А у вас наверняка кончается еда, а уж к вечеру точно кончится. Вам совершенно не нужно такое количество людей. Я предлагаю вам освободить женщин, персонал, больных и тех, без кого вы можете обойтись. Начнем с этого.

– А что в обмен? – спросил командир.

– В обмен – еда, подушки, одеяла, сигареты. Что вам нужно?

– У нас есть требования.

Месснер кивнул. Он был серьезен и вместе с тем нетерпелив, как будто подобные диалоги ему приходится вести каждое утро перед завтраком или все дни рождения заканчиваются подобными заварушками.

– Я не сомневаюсь, что они у вас есть, и не сомневаюсь, что они будут услышаны. Но я говорю о том… – Он обвел рукой помещение, показывая, что имеет в виду лежащих на полу людей. – Я говорю о том, что такое количество людей держать бесполезно. Освободите тех, кто вам не нужен, и это будет воспринято как жест доброй воли. Вы уже и так показали себя разумными людьми.

– А кто это считает нас разумными? – спросил командир Бенхамин Гэна, который все перевел.

– Вы уже двенадцать часов держите здесь людей, и никто из них не умер. Ведь правда, никто не умер? – спросил Месснер Гэна. Тот кивнул и перевел первую фразу. – По моим понятиям, это значит, что вы вменяемы.

– Скажите, чтоб они прислали сюда президента Масуду. Мы пришли сюда за президентом, и в обмен на него мы отпустим всех. – Командир экспансивно обвел рукой комнату. – Посмотрите на этих людей! Я даже не знаю, сколько их тут всего! Двести? А может, больше? Попробуйте сказать, что один человек в обмен на двести – это неразумно!

– Президента они вам не отдадут, – сказал Месснер.

– Мы прибыли сюда за ним.

Месснер кивнул и стал очень серьезным.

– А я прибыл сюда в отпуск. Это значит, что никто не получает того, за чем прибыл.

Все это время Рубен Иглесиас стоял рядом с Гэном и молча слушал, словно разговор его не касался. Среди присутствующих в комнате он был политиком самого высокого ранга, и тем не менее никто не воспринимал его как лидера и равноценного заместителя президента. Если спросить среднестатистического гражданина этой прекрасной страны, столь мало охваченной средствами массовой коммуникации, кто у них вице-президент, скорей всего, он просто пожмет плечами и ничего не скажет. Вице-президенты для него – всего лишь имена, незначительные личности, абсолютно второстепенные и взаимозаменяемые. Вице-президенты не произносят пламенных речей при объявлении или окончании войны, и Рубен Иглесиас понимал это лучше других.

– Вам придется уступить, – спокойно сказал Рубен, обращаясь к командирам. – Этот человек прав. Масуда никогда сюда не придет. – Самое забавное, что, когда он говорил «сюда», он подразумевал именно «этот дом», «его дом». Масуда всегда игнорировал Рубена. Не интересовался его детьми. Не приглашал на танец госпожу Иглесиас во время приемов. Одно дело иметь известного человека в списках своей партии, другое – сидеть с ним за одним обеденным столом. – Я знаю, как делаются подобные дела. Отдайте им женщин, случайных людей, и они получат подтверждение, что вы люди, с которыми можно работать. – Когда года два тому назад террористы захватили Первый федеральный банк, они не захотели уступать ни в чем, не отдали ни одного клиента или переговорщика. Они повесили банковского управляющего перед входной дверью – специально для прессы. Все помнят, чем это закончилось: все террористы были расстреляны, после того как были выстроены в шеренгу вдоль мраморных стен. Сейчас Рубен хотел сказать командирам, что подобные вещи никогда не срабатывают. Никакие требования не выполняются. Из террористов еще никто не ушел с деньгами или со своими товарищами, которых освободили из тщательно охраняемой тюрьмы. Вопрос заключался только в том, сколько времени понадобится, чтобы их сокрушить, и сколько людей при этом будет убито.

Командир Бенхамин поднял палец и ткнул им в окровавленную салфетку, которую вице-президент прижимал к своему лицу. Рубен понял его жест очень хорошо.

– Тебя что, спрашивают?

– Но это же мой дом, – сказал он, чувствуя тошноту от вновь нахлынувшей боли.

– Отправляйся на пол!

Рубен и сам хотел лечь, поэтому отошел без всяких разговоров. Он даже огорчился, когда Месснер его остановил.

– Эту рану надо зашить, – сказал Месснер. – Я должен позвать сюда врача.

– Никаких врачей, никакого зашивания, – сказал командир Альфредо. – Его лицо никогда не было особенно приятным.

– Вы не можете оставить его так, с кровоточащей раной!

– Можем! – ответил командир.

Вице-президент слушал. Негоже выступать в собственную защиту. Но теперь, когда боль усилилась, голова раскалывалась, а где-то в черепе, за глазами, ощущался жар и давление, мысль об иголке могла заставить его кинуться на террористов, если иначе на них не воздействовать.

– Вы ничего не достигнете, если этот человек умрет от потери крови. – Ровный голос Месснера размывал страшный смысл его слов.

«Умру?» – подумал вице-президент.

Командир Гектор, который до этого больше молчал, приказал няне подняться наверх и принести швейные принадлежности. Он дважды хлопнул в ладоши, как школьный учитель, призывающий детей к тишине, и она тут же встала и пошла, слегка спотыкаясь и приволакивая ногу, которую отлежала во сне. Как только она ушла, четырехлетний сын вице-президента Марко закричал и заплакал, потому что считал эту девушку своей мамой.

– Успокойте его, – сурово произнес командир Гектор.