Убийца из прошлого - Моника Кристенсен

Было всё-таки что-то странное в бездетных супругах, живших на ферме. Оба сухопарые, спины прямые, лица серьёзные. Всегда сдержанны, отвечают односложно. Но у жены в глазах постоянно мелькает что-то неуловимое: как будто она на пару с мужем играет в игру, о которой пришедший и не догадывается, и ей от этого смешно. Ленсман подозревал, что они частенько продают еду на чёрном рынке – мясо, рыбу, картошку, рожь, морошку.

Наконец на дворе появился хозяин. Ленсман не пытался стучать в кухонную дверь – знал, что бесполезно, да и заперта она. Он вышел из машины, облокотился на капот и стал оглядываться. Ничего особенного он не искал, но притаившаяся за кухонной занавеской женщина об этом знать не могла.

– Ну? Что это ленсману у нас понадобилось, а? – мужчина медленно подошёл и сплюнул.

– Вы, может, слыхали, что вчера после полудня убили священника из Гренсе-Якобсельва?

– Так его вчера тут не было. Верно, Астри? Этот священник в Нирюд вчера не проезжал. – Он кричал, обращаясь к невидимой жене.

– Ясно, но, я подумал, вдруг вы слышали что-нибудь? Не видели какой-нибудь машины или пешехода на дороге? В Пасвикской долине народу ведь совсем немного.

– Не, мужик, бросай это дело к чёрту. Тут же всё время немцы таскаются туда-сюда. Окажись тут ленсман час назад, спросил бы солдат из гарнизона. Они тут были, на большущем грузовике приехали, верно, Астри?

– Да, о них я не подумал. – Ему и правда раньше не приходило в голову, что священника мог убить немец. – Но я имел в виду других. Граница же рядом. Мог через неё кто-нибудь перейти по этой дороге? А ещё тот, кто совершил преступление, прихватил автомобиль священника. Значит, он должен был ехать на нём в долину по этой дороге, других путей нет.

Мужчина обвёл рукой двор.

– Сам видишь, тут никакой машины нет. Хочешь в амбаре её поискать?

– Нет-нет, я просто собираю показания. Не сомневайтесь, я вам верю.

От ленсмана не ускользнуло, что жена вышла из дома и встала на камне, заменявшем им крыльцо. Руки её были скрещены на груди.

– Священника нашёл Миккель Сирма. Я бы хотел с ним перемолвиться словечком. Если вам случится с ним иметь дело, передадите?

– Так он уехал. Они отправились на летнее становище.

Вечерело. В маленьком хлеву беспокойно завозились овцы. Дневной свет померк, всё посерело. Ленсман почувствовал, что проголодался, и пошёл к машине.

– А его не Сирма зовут, – крикнул ему вслед хозяин, – это прозвище.

– А как же его зовут?

– Борицын. Миккель Борицын. Его дед на русской стороне жил.

Когда ленсман вернулся в Сванвик, в свой узкий деревянный дом, на кухонном столе обнаружился свёрток с копчёной сельдью и стакан морошки. Ленсман обомлел. Дверь-то была заперта. Несмотря на голод, к подаркам он не притронулся. Зато достал из пластикового контейнера кусок немецкого хлеба, намазал его жиром и положил сверху ломтики холодной картошки. Сварил в кастрюле кофе и отправился в кабинет. Стоило немедленно взяться за рапорт, пока в памяти живы все детали. Даже те, которые он не собирался упоминать. Киркенесского шефа ведь больше всего интересует его поездка к австрийцу-коменданту.

Зазвонил телефон. По телефону с ним связывались только из главного участка. Значит, надо отвечать.

– Да, Кнутсен слушает.

– Ну, здравствуй. Ты, наконец, дома. Шеф несколько часов пытался до тебя дозвониться. Только что ушёл. И я решил тебя предупредить. Шеф очень зол. Они ездили на ту сторону на пароме, допрашивали вдову. Это было нелегко. – Младший офицер немного помолчал. – Но случилось ещё кое-что. Я подумал, хорошо бы тебе знать об этом заранее, чтобы ты мог подготовиться. Звонил епископ. Оказывается, в церкви хранилась очень дорогая икона. Зануда священник отказывался перевозить её в Киркенес. Говорил, она принадлежит саамам. Верил, значит, всякой ерунде. Так вот, икона-то пропала. И немцы теперь про это прознали. Нас завалили телеграммами, приказами и контрприказами. А шеф, ясное дело, не хочет быть крайним.

Ленсман вздохнул и поблагодарил киркенесского коллегу за предупреждение.

– А машина священника? Её разыскивают? – успел он спросить, пока офицер не повесил трубку.

– Ах да, машина. Чуть не забыл со всеми этими делами. Нашли её возле немецкого лагеря. Не у того, который в Сванвике. У другого, дальше на юг. Её отогнали к реке, на самый склон. Вроде как спрятали в кустах. А внутри был труп. Парень себе башку разнёс. Наверно, это убийца и есть. И больше ничего. По крайней мере, немцы, которые его нашли, так говорят.

Самолёту с Большой земли с погодой повезло. Он сделал круг над старым шахтёрским посёлком Лонгиер на семьдесят восьмом градусе северной широты и стал снижаться. Роузы наконец закончили ругаться.

– Господи, какая красота, ты только посмотри! – Себастьян Роуз прилип к окошку. Под ними высились горы и сверкали на полуночном солнце ледники. Эмма достала фотоаппарат. Она, конечно, знала, что снимки выйдут нечёткими, но не могла не щёлкнуть.

– Как ты думаешь, какая из гор Опера?[6] – спросила вдруг Эмма. Самолёт начал посадку и стремительно пошёл вниз. Эмме пришло на память трагическое крушение российского реактивного самолёта Ту-154, случившееся на Шпицбергене в прошлом году. Перед самой посадкой самолёт сошёл с курса и влетел прямо в гору. На борту был сто сорок один человек. Не выжил никто.

Себастьян Роуз бросил на жену быстрый взгляд. В последние недели она стала непривычно нервной, легкоранимой. Плакала, когда думала, что он не видит, о чём-то надолго задумывалась и не говорила о чём. Обычно такая разумная и отнюдь не сентиментальная. И, может, как раз потому, что они никогда не ссорились, случившаяся размолвка стала потрясением для обоих. Но теперь всё позади – думал Себастьян. Кажется, поездка на Шпицберген подняла ей настроение, она радовалась, что встретит друзей отца.

Когда их автобус остановился у отеля «Северный полюс», было уже поздно, но Эмма ложиться спать не захотела. Она села на край широкой двуспальной кровати и сверкнула на него глазами.

– Другие тоже не спят. Ты разве не слышишь?

Солнечный свет заливал каждый уголок номера. Ветер раскачивал незакрытую створку окна, звякала оконная задвижка. Себастьян вздохнул и задёрнул шторы.

– Эмма, это отель. Ну конечно, кто-то устраивает у себя в номере шумную вечеринку и изо всех сил мешает соседям. А нам с тобой лучше лечь. Семинар начинается рано утром, в девять. Осталось всего несколько часов.

– Встреча. – Эмма говорила рассеянно. – Никакой это не семинар. Мы будем вспоминать мёртвых. Те, кому есть о чём сожалеть, смогут сказать об этом вслух и, возможно, получить прощение.