Убийца из прошлого - Моника Кристенсен

Он почувствовал, как закипает прежний гнев. И подумал, что устранял людей и раньше, если они начинали его обременять. Чётко и быстро. И не попадался.

– Ты чего сидишь? Пошли, доклад скоро начнётся. – Тур Олуфсен улыбнулся неуклюжему старику, притулившемуся у перегородки, и увёл его к стойке регистрации, где нетерпеливый водитель дожидался последних ветеранов, чтобы отвезти их в Дом.

Ленсман поехал осмотреть место, где нашли машину священника. Несмотря на поздний час, над горизонтом тяжёлым серым шёлком переливался свет. А ведь ещё только самое начало весны. Через несколько недель солнце вообще перестанет заходить. Лёд в реке уже трескается. Но ледоход не начался, и реку легко можно перейти. Перебраться на другую сторону, где земля, то вздымаясь грядами лесистых холмов, то опадая, тянется дальше и дальше – через Мурманск, через шахтёрский город Никель, по Кольскому полуострову, через Архангельск и Печору и ещё дальше к востоку на бесчисленные километры – до самого Ледовитого океана. С незапамятных времён это русские земли. Но теперь за рекой финская территория – согласно Тартускому мирному договору, заключённому между Россией и Финляндией в 1920 году. Немцы ведут строительные работы в разных местах, сооружают безопасные переправы. У оккупационных властей явно свои планы.

На берегу реки покой – как благословение в мягком вечернем свете. Ленсмана разрывало от любви и беспомощности. Его дорогая, драгоценная страна. Придёт день, и немцы уйдут – но до тех пор много чего нужно сохранить и защитить и о многом позаботиться.

Ленсман припарковал свою машину довольно далеко на дороге. На земле ещё лежал снег, но сугробы подтаяли и съёжились. Он огляделся и пошёл вдоль следов шин, внимательно глядя себе под ноги: ни единой зацепки, чтобы судить о том, кто первым обнаружил машину. Её хорошо спрятали. Кто-то явно столкнул её вниз, к воде, а она застряла в кустах. Поблизости, справа от машины, видна была только одна цепочка человеческих следов – от съезда с дороги и обратно. Тот или те, кто обнаружил находку, явно торопились отсюда убраться.

Не было сомнений в том, что перед ним автомобиль священника. Номера совпадали, а кроме того, не так много было коричневых фордов в Северной Норвегии, да ещё с газогенератором. Священник пригнал машину с юга, когда получил приход в Киркенесе. Тогда она была под завязку нагружена кухонной утварью, игрушками, одеждой, постельным бельём – всем тем, что берут с собой, переезжая в новый дом. Нынешнему содержимому машины вряд ли кто обрадуется. На переднем пассажирском сиденье сидел мертвец. Одет он был в немецкую солдатскую форму. Стрелял в висок из девятимиллиметрового «люгера», который до сих пор держал в руке. В левой.

– Почему на пассажирском сиденье? – задумался ленсман. Он обошёл машину, раздвигая кусты. Отвёл в сторону ветки и открыл водительскую дверцу. Ключ вставлен в замок зажигания. Так зачем он пересел с водительского сиденья? Что-то здесь не стыкуется. Тело упало вперед, к лобовому стеклу. Ленсман стиснул зубы и откинул его обратно к спинке. Рану в виске окружали чёрные подпалины. Кровь из раны обильно текла на лицо, но не смыла следов пороха. Копоти много, значит, пистолет прижимали к голове.

Кнутсен заставил себя оттянуть убитому веко и посмотреть, какого цвета у того глаза. Голубые. Волосы вполне могли быть светлыми, но из-за грязи и запёкшейся крови определить их цвет было трудно. Лицо тоже было грязным. Возможно, он несколько недель не мылся. Борода отливала рыжиной, как часто бывает у блондинов. Мужчину даже худым назвать было трудно, так он отощал. Скулы туго обтянуты кожей. Руки – не руки, а кости с когтями. Ладони неописуемо грязные, загрубевшие и в ссадинах.

Ленсман выпрямился. Тишина вокруг машины заставляла его нервничать. Он чувствовал спиной чей-то взгляд, хотя был совершенно уверен, что поблизости никого нет. Вытащив ключ зажигания, он захлопнул дверцу машины и запер её на замок. Конечно, взломать её ничего не стоило, но автомобиль был совершенно пуст – если не считать трупа. На заднем сиденье ничего, в бардачке тоже пусто. Никаких тайников в багажнике и под капотом. Ни следа ценностей, украденных из заброшенной русской церкви.

Кнутсен вернулся на дорогу к своей машине. Что ему рассказывать в Киркенесе? Вот проблема. Всё произошедшее в машине и вокруг было довольно ясно. И ещё кое-что он мог сказать точно: несмотря на немецкую форму и пистолет, убитый почти наверняка был норвежцем.

Начальник полиции Киркенеса был до смерти напуган. Меньше чем за сутки его положение из крайне надёжного и определённого превратилось в неопределённое – и зависящее от искусности дипломатических манёвров, на которые он едва ли был способен. Из независимого и облечённого властью человека, которого местное общество боялось и почитало, он превратился в нуждающегося в посторонней помощи. К крайнему его сожалению, автомобиль священника обнаружили не его офицеры и ленсманы, а кто-то из солдат-австрияков, служащих в инженерных войсках. Они наткнулись на него, когда поехали к реке проводить разведработы для строительства моста на финскую сторону. Но, повинуясь хорошо развитому инстинкту не впутываться в дела, которые их не касаются, они немедленно сообщили о находке. О скорчившемся на сиденье мертвеце с залитым кровью лбом и прилипшими к стеклу волосами.

Исчезнувшая икона, разумеется, заинтересовала оккупационные власти. А всё дело целиком, с убийством священника и обнаружением автомобиля, обнажало следующий факт: в Норвегии не так-то легко управлять людьми – к крайнему огорчению государственной полиции. Со стороны кажется, что все шестерёнки в такой малонаселённой стране крутятся как надо. Это впечатление обманчиво. Повсеместный мелкий саботаж и неспешное выполнение приказов делали прогресс в любом деле практически недостижимым. Норвегия оказалась обширной страной с плохими дорогами, неразвитым железнодорожным сообщением, особенно на севере, – и с незлобивым, но зачастую на редкость упрямым народом. Мысль о том, что простой священник мог воспрепятствовать передаче такого церковного достояния, как русская икона, в соответствующую организацию, просто не укладывалась у немецких чиновников в голове.

Необходимо выяснить, где икона. Начальник полиции прекрасно понимал, на кого ляжет ответственность в случае, если она не найдётся. Только при мысли о том, что икона, возможно, вовсе не в машине, его начинала бить дрожь. Поэтому, когда ленсман, несмотря на поздний час, позвонил ему домой, он буквально онемел от облегчения. Рапорт оказался коротким. Ленсман не упомянул о том, что залезал внутрь автомобиля. И не сказал, нашёл он там что-то или нет. Зато подробно описал, какие меры по обеспечению сохранности улик он принял: машина заперта на ключ, на краю дороги перед самым съездом установлен плакат, запрещающий приближаться к месту преступления. Дальнейшее расследование будет проведено завтра рано утром – закончил он.

Обойдя дом и поднявшись на кухонное крыльцо, усталый и голодный Кнутсен обнаружил, что дверь открыта, а в темноте за столом сидит Миккель – и с ним ещё один саам.

– Мне казалось, я дверь запирал, – только и смог сказать Кнутсен.