Британская военная экспедиция в Сибирь. Воспоминания командира батальона «Несгибаемых», отправленного в поддержку Колчака. 1918—1919 - Джон Уорд

Я приехал в Сибирь, слепо веря в достоинства этого, по общему признанию, замечательного народа. Я не преминул проинструктировать своих солдат, чтобы они отдавали честь каждому японскому офицеру и проявляли максимум вежливости в отношении каждого японского солдата, и они в точности выполняли мои указания. Но мое внимание привлек тот факт, что японские офицеры отвечали моим людям тем же лишь в очень редких случаях, а японские солдаты отдавали честь английскому офицеру еще реже. Гораздо вероятнее было увидеть на их лицах оскорбительную гримасу. Скажу абсолютно искренне, что я восхищаюсь тем, как хорошо японцы исполняют свой воинский долг, но невозможно не замечать их бессмысленное нарочитое высокомерие по отношению к тем, кто стремился поддерживать с ними мирные, дружеские отношения. К сожалению, правда, что они ошибочно считали Германию предназначенной править миром, и полагали, что в своем поведении должны следовать ее ужасающему примеру. Они совершенно открыто говорили, что являются немцами для Востока. Будем надеяться, что они правильно поняли уроки недавней истории.

За время своего пребывания в Приморье я ни разу не видел и не слышал ни об одном действии или приказе из японской штаб-квартиры, который хотя бы в малейшей степени помог реорганизации управления в этой стране. Напротив, я находил множество примеров, убедивших меня, что Страна восходящего солнца была больше озабочена поддержанием беспорядка, как самого верного способа продвижения своих амбициозных планов.

На этом этапе другие союзники не имели собственной дальневосточной политики. Их главной целью было как можно дальше отогнать германо-венгерские силы, которые под прикрытием большевизма проводили зловещую политику тевтонского проникновения. В то время большевизм на Дальнем Востоке был попыткой свести к системе действия разбойничьих китайских банд на монгольской границе. Объединившись и встав под начало германских и венгерских военнопленных, большевики превратились в замечательную военную силу для пресечения всех попыток навести порядок в России и восстановить Восточный фронт. До установления большевицкого режима эти китайские банды жили убийствами и грабежом, это была их работа, они торговали награбленным, хотя это считалось незаконным и иногда сурово каралось. Неудивительно, что они примкнули к крестовому походу Советов, когда те провозгласили воровство и убийство основой новой русской демократии. Поначалу это германско-венгерско-китайское объединение было обречено на успех. Китайцы легально и безопасно получали свою добычу, а немецкие военнопленные играли важную роль в защите своей родины и уничтожении ее врагов.

Если бы Германия проиграла на Западном фронте, то благодаря этому противоестественному объединению она продолжила бы удерживать потенциальные богатства владений покойного царя и наверняка выиграла бы войну. Это и стало причиной нашего присутствия в Сибири, но не причиной для присутствия Японии.

Вскоре после событий, описанных в главе 4, я получил от генерала Отани приказ взять на себя командование железной дорогой и территорией в пятьдесят верст по обе стороны от нее, от Спасского до Уссурийска включительно. В мои обязанности входили охрана железной дороги, управление территорией и принятие всех мер, необходимых для поддержания свободного проезда по находящимся на данном участке линиям железнодорожных коммуникаций. Мне было предписано разместить свою штаб-квартиру в Спасском и провести там все мероприятия по подготовке к зиме. Я постарался связаться с тем, что осталось от прежних русских властей, гражданских и военных, а также с новыми властями там, где таковые были созданы. К тому времени удалось многого добиться в отношении всего, что касалось удобства моих людей. Были построены новые дороги, а старые восстановлены, разбитые окна, ветхие стены и столярные изделия были либо заменены, либо отремонтированы. Электроприборы найдены и починены, и то, что прежде было унылым темным кирпичным строением, превратилось в хорошо освещенное здание, которое по ночам было ориентиром для ближайших окрестностей.

Кроме того, мы начали болезненный процесс восстановления разрушенной общественной структуры. Больше года в этих районах царила власть не закона, а силы, поэтому требовалось ликвидировать последствия множества прежних ошибок и личных обид. В сопровождении небольшой личной охраны я много ездил по ближним деревням и поселкам, ставил стол посреди улицы и с помощью приходского священника и местного старосты выслушивал и разрешал споры, как общественные, так и личные: от угроз и причинения вреда до присвоения и захвата хутора. Апелляции не допускались. Невозмутимые английские солдаты, стоявшие у меня за спиной с примкну-тыми штыками, ставили мои решения выше любых сомнений. Одно или два дела по вопросам собственности я передал законному суду, но в каждом случае обе стороны возражали, заявляя, что предпочитают немедленное решение. Троих убийц я отправил в суд, который созвал сам под председательством одного старого русского офицера, но его так пугала перспектива приговорить их к казни, из страха, что они могли оказаться большевиками – это слово наводило ужас на всех, – что мне пришлось отправить их в другой район, чтобы сделать возможным законное решение. Рассказы о моих действиях так быстро распространились, что стало затруднительно, если вообще возможно, тщательно и эффективно разбираться с возрастающим день ото дня потоком истцов. Я начал понимать, почему в более цивилизованных обществах судебное производство делают таким дорогим. Русский крестьянин либо чрезвычайно склонен к сутяжничеству, либо ошибочно принял свободное английское здравомыслие, которое пришлось ему по вкусу, за свободную систему правосудия.

Мне было очень лестно слышать, что эти люди предпочитают, чтобы английский полковник разрешил их спор, чем отложить его для решения в русском суде. Это была самая интересная работа, которую мне пришлось выполнять в этой стране. Разбирательство даже самого простого дела позволяло мне увидеть изнутри многие русские институты, понять особенности которых иначе можно было, только потратив годы на изучение книг. Я узнал, чем отличаются права крестьянина от прав казачьего круга. Закон тайги давал знания сам по себе. А возможность наблюдать вблизи взаимоотношения родственников от самых высоких до самых низких слоев давала представление о русской семейной жизни со всем ее романтизмом, средневековыми ограничениями и грязной подноготной из насилия и суеверий. На самом деле я так увлекся этой работой, что мне было очень жаль оставлять ее из-за более срочных и важных дел.

Теперь силы союзников в Забайкалье выполнили свою задачу рассеять силы беззакония и достигли определенного прогресса в восстановлении управления. Но чтобы эта работа велась более сосредоточенно и приносила заметные результаты, она должна была подчиняться не союзному командованию, а другому центру, вокруг которого она могла бы консолидироваться и от которого можно было бы ждать руководства и поддержки. Сибирское правительство было сформировано из оставшихся представителей старого режима и наиболее ярких членов партии социалистов-революционеров. Однако оно не пользовалось авторитетом, а его решения не всегда свидетельствовали о благоразумии. Эти важные люди почти ничего не сумели сделать, но даже они не могли существовать без руководителя, и вопрос заключался в том, как можно обеспечить им этого руководителя. Союзники взяли под контроль дальневосточные области, но, чтобы осуществить свои цели и расстроить планы Германии, требовалось быстро расширить зону их контроля до Урала, а если можно, то и дальше.