Похищение Муссолини - Богдан Сушинский

— Господин гауптштурмфюрер, — подошел с докладом обер-лейтенант, руководивший операцией на Змеиной гряде, — сопротивление партизанского отряда подавлено, через несколько минут…

— Бросьте, обер-лейтенант: «сопротивление подавлено»! — презрительно прервал его Штубер. — Мы подавляем его с лета сорок первого.

— Но вы сами можете убедиться.

— Уже убедился. Где Беркут?

— Если еще жив, то за той стеной.

— Это еще что за крепость? Я не слышал ни о какой крепости, которая бы находилась в этих лесах.

— Естественная гряда. Первый вал ее действительно похож на разрушенную крепостную стену. За этим валом они и засели. Группа наших пробралась в тыл. Но партизаны сбили ее с вершины.

— Вот как: уже сбили?

— Полицаи утверждают, что партизан осталось всего двое.

— И что один из них — Беркут?

— Так точно.

— Кто тот человек, который лично убедился в этом? — резко спросил Штубер.

— К сожалению, полчаса назад этот полицай погиб. Кстати, отчаянный был парень, что среди полицаев встречается крайне редко.

— Из ваших? — спросил Штубер командира залещинского полицейского отряда, молчаливо стоявшего в двух шагах от них.

— Из наших.

— Представить к награде. Посмертно. Описать его храбрость и представить. Приказ об этом будет объявлен во всех ближайших полицейских гарнизонах. Мы постоянно вдалбливаем в головы полицаям, что они трусы. В то время как воспитывать нужно на примерах смелости и преданности рейху.

— Яволь, господин гауптштурмфюрер. Сейчас мои хлопцы и Беркута возьмут. Он там, на том скалистом зубце, засел на вершине. Двое моих зашло ему в тыл, но он, гад, осилил их. Одного пулей, другого в рукопашной.

— Если в рукопашной, то похоже, что лейтенант Беркут. Брать живым. Немедленно передайте приказ: только живым. До темноты операцию нужно — завершить. Ночью он ускользнет.

— Некуда ему отсюда ускользать, господин гауптштурмфюрер, — вмешался обер-лейтенант. — Теперь в тыл ему направлены почти два взвода. Сейчас они окружили плато и прочесывают его.

— Именно потому, что все окружено и вы уверены, что уйти он не сможет, операцию нужно начать немедленно. Всем в атаку. Рассредоточиться. Передайте, что это будет последняя атака. Каждого, кто хоть на шаг отступит от гряды, я пристрелю.

— Не отступят.

— Нескольких человек — на деревья. Они должны взять партизан в огненные клещи, простреливая все пространство и на этом хребте, и за ним. Пусть прижмут их к земле. Прижмут и держат. Вы поняли меня? — улыбнулся Штубер своей загадочно-властной, непостижимой для людей, не знавших его, улыбкой и, не вынимая пистолета, первым пошел к «крепостному валу».

На позициях партизан он внимательно осматривал каждого убитого, даже если тот был в немецкой форме. О пристрастии Беркута к «перемене костюмов» он знал. Но среди павших партизанского командира не оказалось.

— Господин гауптштурмфюрер! — окликнул его Зебольд, когда Штубер присматривался к партизану, лежавшему на вершине перевала. — По-моему, там, в скале, — пещера! Если это так, Веркут наверняка в ней! Человеку, столько просидевшему на Днестре в доте, к подземельям не привыкать!

— Только потому, что Беркут столько просидел в подземелье на Днестре, в эту дыру он не сунется! И вообще, фельдфебель, нам здесь делать больше нечего!

— Но, господин гауптппурмфюрер, подождите! А вдруг?! Уж отсюда-то мы его выкурим!

— Обер-лейтенант, осмотрите все вокруг, каждую расщелину, каждый кустик, — бросил Штубер запыхавшемуся офицеру, только теперь, в числе последних, взобравшемуся на перевал. При этом Штубер заметил, что обер-лейтенант старается не смотреть вниз. Он был из тех, кого горы привлечь уже не способны. — На пещеру времени не теряйте. Вряд ли он рискнет зайти в эту ловушку. Впрочем, — добавил Штубер, уже спускаясь вниз, к «крепостному валу», — разложите в ней, у входа, хороший костер! Перекройте доступ воздуха. Так, на всякий случай!

Если бы Беркут попался ему сегодня, он бы его действительно пристрелил. Прямо здесь. Он пристрелил бы каждого, кто попался бы ему сейчас у этой гряды.

Штубер не понимал такой войны: на измор, на износ, на истребление человеческих ресурсов. До этого была война во Франции, в Бельгии, Голландии. В Польше, наконец. Тоже ведь славяния… Как и везде, здесь, на Украине, преимущество немецкой армии в силе, технике, дисциплине, в опыте боевых действий очевидно. Почему же его до сих пор не удалось реализовать?

Над каменистым распадком сгущался холодный туман, клубы которого закипали где-то в глубине этой незаживающей раны земли и черной накипью оседали на огромные валуны, причудливые силуэты скал и полуокаменевшие стволы сосен.

Никакой тропы здесь не было, да, казалось, и быть не могло. Каждый, кто решался преодолеть распадок, должен был спускаться в него, как в погибельное чрево ада.

Проскочив небольшое плоскогорье, Ярослав Курбатов протиснулся между двумя валунами и, привалившись спиной к сросшимся у основания молодым стволам лиственницы, оскалился яростной торжествующей улыбкой. Тигровая падь рядом. Он дошел до нее. Еще каких-нибудь двести метров каменного безумия — и он окажется на той стороне, у пограничной тропы Маньчжоу-Го[17]. Каких-нибудь двести метров… Пусть даже каменного безумия. Он, ротмистр[18]Курбатов, пройдет их, даже если бы весь этот распадок оказался утыкан остриями сабель и штыков.

Жидкость, стекавшая по пробитому в каменном склоне руслу, была ржаво-красноватой и издавала подозрительно тухловато-серный запах. Однако это не сдержало Курбатова. Опустившись на корточки, он намачивал ладони на мокром камне — ручеек был настолько слабеньким, что зачерпнуть из него было невозможно, — и потом старательно облизывал их.

Тигровая падь не пугала его. Пограничные наряды туда не заходят: ни красные, ни маньчжурские. А если где-то наверху окажется засада, он будет прорываться, перебегая от карниза к карнизу, под нависающим гребнем левого склона.

Месяц назад он провел этим ходом одиннадцать диверсантов. Это были сорвиголовы, которых Курбатов знал еще по специальному отряду «Асано»[19]и с которыми прошел подготовку в секретной школе «Российского фашистского союза»[20]. Да, тогда их было двенадцать. И продержались они месяц. Группа прошла по станциям почти до Читы, пуская под откос и обстреливая эшелоны, нападая на колонны машин, вселяя страх в станичные и поселковые советы. Они знали свое солдатское дело. Каждый сражался, как подобает воину «Асано». Восемь погибло в стычках. Один пропал без вести, но никто не заставит его, Курбатова, поверить, что тот сбежал.