Волны Русского океана - Станислав Петрович Федотов

где он, с его умом и ухватистостью, стал бы не последним человеком, а совсем наоборот — думает Тимофей о том, как бы пользу принести Отечеству. Потому-то он, каргопольский промышленник Александр Баранов, удостоенный за свои труды потомственного дворянства, и дружит с крепостным, по сути рабом, на которого, тем не менее, можно положиться с большей уверенностью, чем на иного свободного, а тем паче дворянина.

– Тяжкие времена у нас, Тараканыч, — вздохнув, сказал Александр Андреевич, выслушав до конца историю экспедиции. — Шибко голодные времена! Однако сказка твоя весьма пригодиться может. Тебе уже, наверно, ведомо, что прибыл к нам сам главный директор Компании, господин камергер Николай Петрович Резанов. Прознав про наше бедственное с продовольствием положение, он на свои деньги купил у американского купца Джона Вульфа шхуну вместе с полным трюмом провизии. Провизию передал для поселенцев, а на шхуне — назвал ее «Юнона» — собирается отправиться в Калифорнию. Так сказать, на разведку. Он тоже полагает, что надо двигаться на юг.

– Видать, толковый, — одобрительно отозвался Тараканов, прикусив сахару и отхлебнув с блюдца горячего чаю. — А на верфи, я вижу, еще чегой-то заложили?

– Да шхунку наподобье «Юноны». — Баранов тоже взялся за чашку, налил из самовара свежачку. — Господин Резанов уже и окрестил ее — «Авось», чисто по-русски. Тоже в свой поход берет. Капитаны у него есть — лейтенанты Хвостов и Давыдов, а команды придется мне набирать. Не хочешь с ним пойти?

– Не-а, — мотнул головой Тимофей. — Он пущай провизией занимается, а я хочу байдарщиком пойтить. У Афанасия поднатаскался — надо и себя показать.

– И то верно, — кивнул Баранов. — О’Кейн сказывал, что его сродственник должен подойти, капитан Кимболл, тоже готов с нами по морскому зверю сотрудничать — вот с ним и пойдешь. Еще раз югá прощупаешь на предмет заселения. Как говорится, семь раз отмерь…

Так сложилась вторая экспедиция Тараканова в Калифорнию. В конечном счете снова добрались до Сан-Кентина, но начали промысел с залива Румянцева, что верст на шестьдесят севернее Сан-Франциско. Эти берега еще не были обследованы русскими; Тимофей Никитич знал только, что власть испанцев на них не распространяется. В Сан-Франциско — другое дело, там располагалась резиденция губернатора Верхней Калифорнии дона Хосе Арильяги (это к нему направился камергер Резанов, чтобы договориться о взаимовыгодной торговле), однако партовщики заглянули и в эту обширную бухту. Испанцы, заметив незваных гостей, обстреляли их из крепостных пушек, и алеуты-охотники, бросив байдарки, бежали через заросшую лесом низменную долину между Сан-Франциско и заливом Румянцева. К счастью, губернатор не придал значения мимолетному браконьерству, и переговоры Резанова прошли успешно: «Юнона» и «Авось» вернулись в Ново-Архангельск, до отказа нагруженные провизией, а сорокадвухлетний камергер еще и обручился с пятнадцатилетней дочерью коменданта Сан-Франциско Кончитой Аруэльо. Камергер — фигура при императорском дворе заметная, отец Кончиты был рад породниться со столь знатным вельможей и готов немедленно сыграть свадьбу, но Резанов — православный, Кончита — католичка, на венчание требовалось разрешение самого Папы римского, и камергер отбыл за этим разрешением. Кончита рвалась отправиться вместе с женихом, однако родители решительно воспротивились, посчитав такое поведение дочери неприличным, и она подчинилась.

– Знаешь, Александр Андреевич, я даже рад, что она сдалась на уговоры родителей, хотя девица во всех отношениях весьма решительная, — говорил глава Компании своему подчиненному, правителю колонии. — У меня есть время хорошенько подумать. Слов нет, Кончита хороша, я ее искренне люблю, она меня — тоже, но брак этот все-таки дело более политическое, нежели сердечное. Я Анечку забыть не могу, — и глаза мужественного и стойкого человека, каковым он не единожды показывал себя[17], наполнились слезами.

Анечку, свою юную жену Анну Григорьевну Шелихову, с которой прожил всего семь лет, Николай Петрович потерял сразу после рождения второго ребенка и уже пятый год был вдовцом. Малолетние сын и дочь воспитывались в имении его родителей, так что никаких препятствий к новому семейному счастью не имелось, но, как говорится, сердцу не прикажешь.

Александр Андреевич посочувствовал горю начальника, однако добавил:

– Сколько ж можно убиваться? Деткам мать нужна, а у невесты вашей, судя по всему, очень доброе сердце.

Николай Петрович покивал согласно, вздохнул напоследок и перешел к делам насущным. Так уж он был устроен: служение Компании, а значит Отечеству, считал для себя честью великой, а честь ставил выше жизни.

Впрочем, таковым он и Баранова почитал и писал о нем директорам Компании в обширном письме-отчете: «…о г. Баранове скажу вам, что потеря сего человека для здешнего края есть потеря не для компании, но для всего Отечества, и поверьте мне, что с лишением г. Баранова лишитесь вы великих способов к произведению в действо тех обширных планов, к которым столь верный путь проложили труды его. Имя почтенного старика сего известно в Соединенных Штатах Америки, но, к сожалению, не дошло оно в той мере до его соотчичей, и, получая похвалы от других народов, пьет он между тем от своих горькую чашу…»

В этом нет ни капли преувеличения: планы Баранова были действительно обширны.

Прочитав в отчете Тараканова о заливе Румянцева: «Залив тот более протчих на тех берегах поныне мест обнадеживает промысловыми выгодами…», — Александр Андреевич третью экспедицию направил на юг уже с целью основания русского поселения на границе с испанской Калифорнией. Общее руководство ею он поручил своему заместителю, коммерции советнику Ивану Александровичу Кускову, с 1790 года шедшему с ним рука об руку, управляющему поселением в заливе Якутат. Команде, выходящей на месяц раньше Кускова на «Святом Николае», вменялось не столько заниматься промыслом, сколько «учинить описание всего берега Новаго Альбиона, начиная от пролива Жуан де Фука… к гишпанскому Санкт-Францыско, с обстоятельным изследованием известных портов и неизвестных бухт, проливов и островов с якорными местами». А Тараканову — отдельно! — вменялось выяснять, имеют ли индейцы «склонность к миролюбивой мене и торговле и есть ли у тех интересные морские или земляные звери, или особые какие продукты». Кроме того, он должен был «примечать грунты земель, песков и разноцветных каменьев, брать по небольшой частице, привязывать ярлычки с показанием места и количества в каком открывается, особливо же близ пролива Жуан де Фука и устья реки Колумбии». Иными словами, досконально выявлять пользу, которую могут принести России новообретаемые земли, ибо Кускову главный правитель поручил именно покупку у индейцев наибольшей по возможности территории.

И еще строго-настрого всем наказывал вести себя скромно, никоим образом не озлобляя ни индейцев, ни испанцев, но оружие держать наготове, применяя его только в случае крайней опасности для своих людей.

Глава