Двор на Поварской - Екатерина Рождественская

– Пыталась, уважаемая, кем только не была: швеей, секретарем, литработником, корреспондентом, официанткой до этого даже, но перевернула полный поднос на одного настойчивого посетителя, меня и погнали. Ну и пристрастилась, во время войны-то. Уехала в Куйбышев, работала в редакции «Волжской коммуны», почти все на фронт ушли, меня и взяли заметки писать. Вот и встретила там одного, когда заметку про кирпичный завод писала, он мне там про все рассказывал да показывал. Маленькая какая, сказал, как вы живете, такая маленькая… Сам видный, крупный, с чубом, очень внимательный. Стали жить вместе. Вот, думаю, бог, наконец, заметил мои страдания, послал счастье. А счастье оказалось с гнильцой. Обычная бабья беда – пьющий мужик. Беда-то в целом обычная, а для каждой бабы личная. А он неделю пьет, неделю винит себя и плачет. Как выпьет, так дела абсурдные делает: то рыбину огромную у рыбаков купит, заморозит под окном, потом пилит пилой и пристраивает по соседям, то кирпичи головой бьет, проверяет продукцию и весь радостный в крови домой приходит. Ну я и стала помогать пить, чтоб ему меньше досталось. Вот мы и начали: кто кого перепьет… Затянуло. – Олимпия снова прикрыла глаза, насупилась и замотала головой, что-то вспоминая.

– А однажды ждала его, ждала, под утро вышла во двор, а он на лавке мертвый сидит. Улыбается. Сердце, сказали. Сердце… Троих мужиков погубила, ни от одного не родила…

– Ну, мать моя, – Поля встала даже, полная решимости, – понимаю твое горе, понимаю. Но пить да горевать – самое простое, мозгов особых не надо, а ты выкарабкаться попробуй, жалеть себя и гнобить перестань, вот тогда и не зря все! Пока ты ругаешь жизнь, она проходит мимо!

– Правильные слова! Вот я и говорю, чтоб у меня пожила пока, куда ей деться, то на рынке, то на вокзале сколько лет, как только не сгинула! Не дело это, – стала кудахтать Марта. – Как вы думаете, девочки? И нам вдвоем с ней веселее будет, места всем хватит!

– А если пить обе начнете, я вас в милицию сдам, на то я Милиция и есть! – подытожила Миля со смехом.

– Шутки шутками, пить не дам! – грозно заявила Поля. – Двор у нас солидный, не простой, с историей, так что как хотите, а позорить не позволим!

Олимпия снова закрыла глаза, опустила лицо в руки, и плечи ее затряслись.

Олимпию во дворе оставили, Юрка-милиционер помог оформить какие-то временные документы, и она приступила к новой жизни. Бабы при ней никогда спиртное не пили, а под вечер выносили самовар к беседке, ставили на устойчивый самоварный столик и начинали чаевничать, обсуждая дела своего государства. Дела-то хоть и были мелковаты в масштабах Москвы, но имели важное стратегическое значение для двора: Сусанна, например, начала у себя ремонт и выставила ведра с красками из подвала во двор, ждала помощи от кого-то. Мало того, что они пожароопасны, так и еще Райкины близнята постоянно там ошиваются, не ровен час в краску нырнут!

– Я могу помочь с покраской, – предложила Олимпия, – красила как-то, это легко.

– Ну и славно, спросим. Теперь другое. У Равиля скоро день рождения, – продолжали товарки, – надо думать, что будем готовить, чем соседа поздравлять.

– Я сделаю фаршированную рыбу, он мою рыбу любит, хвалит всегда и даже голову каждый раз обгладывает. Только вот не знаю, карпа или щуку? – спросила Поля.

– Так это что попадется. У нас еще пока не совсем коммунизм, мы к нему только идем семимильными шагами. Это ты потом будешь выбирать между тем и этим, а сегодня бьют – беги, дают – бери! – резонно заметила Миля. – Сходи вон в рыбный на Никитскую и погляди, что у них в аквариуме плавает, из того фарш и сделаешь. А я пирог слеплю по соллогубовскому рецепту, они его лотарингским называли. Ох, ну слушайте, расскажу. Сейчас-то его в точности повторить не берусь, то мускатного ореха нет, то вообще муку по сусекам ищу, то сливочное масло не завезли, то мы с вами весь коньяк выпили.

– Мать моя, а коньяк-то зачем в пирог? – Поля всплеснула руками.

– Для вкуса начинки, для амбьянсу, можно сказать. Ты меня не спрашивай – как делали, так и говорю. Пирог-то сам по себе простой – тесто на сливочном масле, слоеное, а начинка не провернутая в мясорубке, а мелко нарезанная, в этом свой особый шик – курочка и белые грибы, приправы. А для склейки бешамелью все заливаю, на тесто раскатанное кладу, тестом закрываю и в духовой шкаф, ну вы знаете. Соллогубы делали такое всегда на Новый год и обязательно маленькое золотое колечко в начинку клали. Кому колечко достанется, тот и король! Сначала хозяева сами брали по куску, потом нам отдавали. Все звали в большую гостиную. Все должны были сразу и съесть, чтоб видно было, кому кольцо досталось. И ему тогда почести, подарки, угощения. Мне ни разу ничего подобного не попадалось. Но уж такой вкусный пирог получается, сама делаю всегда на праздники. Равильчик точно заслужил, какой мужик! Меня даже его страсть к кумысу не пугает, так хорош! Вот все, как надо у мужика, ну вот все, как надо!

– Ты у Розы спроси, все у него как надо или не всё! – вставила с усмешкой свое слово Марта. – Ишь, раздухарилась! Да, хороший мужик, хозяйственный, никто и не спорит, ты-то чего раскраснелась?

– Уж и раскраснеться нельзя! – засмеялась Миля и поправила гордый красный бант на голове. – Может, у меня приливы! Почем ты знаешь? А Розка не зря на него глаз положила, работящий, непьющий, отзывчивый!

– Когда это он отозваться успел, Миль? Или мы чего-то пропустили? – Марта копала все глубже и глубже.

– Да ладно тебе, Миля, ну чего ты в самом деле? – Поля вступилась за честь семьи, пусть даже и не своей. – Чего тебе везде грех мерещится? Уж и нельзя мужика похвалить. Марта, а ты чем Равиля порадуешь?

– А я наливочки своей дам черносмородиновой. Он не пьет, так для гостей пойдет.

Двор на Поварской держался на Поле, Миле и Марте, как мир на трех китах. Олимпия скоро отсоединилась, хоть и осталась «при дворе», – случилась у них любовь с Тарасом на зрелости лет. Как это произошло – сами понять не могли, но потянулись друг к другу, как мотыльки на догорающий чуть различимый огонек. Олимпия с удивлением принимала неловкое внимание Тараса, а он как ребенок радовался, что его замечают.

Всё и началось с Сусанны, которая с удовольствием согласилась на помощь Олимпии в покраске квартиры. Тарас как раз поливал китайки – время было жаркое, августовское, яблочки налились – и увидел, как новая маленькая жиличка со странным именем, которое он и разобрать-то не мог, в рабочих брюках явно не ее размера и свободной, уже заляпанной блузке, пытается приподнять полные краски ведра с воткнутой туда палкой для размешивания. Отложил шланг и подошел.

– Мммммм, – сказал он и взял ведра.

– Да я сама, что вы в самом деле! Справлюсь! – улыбнулась Олимпия.

– Ммммм, – был короткий ответ. Тарас тоже улыбнулся и по-доброму на нее посмотрел.

Так они и стали с тех пор переговариваться улыбками. Потом Олимпия начала Тараса подкармливать, надоело ей смотреть, как он перекусывает, сидя в тени и уничтожая белый батон, который изредка запивал кефиром.