Франция изнутри. Как на самом деле живут в стране изысканной кухни и высокой моды? - Анастасия Соколова-Буалле

Замки и поместья, словно шкатулки, хранят драгоценности французской истории. Сервиз, подаренный королевой Викторией прапрабабушке, гувернантке детей при саксонском дворе; документы 1308 года, подписанные принцем Робером, сыном короля Святого Людовика; мраморный декоративный стол эпохи рококо, средневековые гобелены и латы – все это не музейные экспонаты, а вещи, продолжающие служить владельцам.

За каждым из таких предметов живет история. Вот этот секретер эпохи Реставрации был обменян у кого-то на шубу, штыки в углу попали в семью с русской кампанией Наполеона, гобелены на стенах – королевский подарок молодоженам.

Хозяева замков ощущают настолько глубокую, трогательную связь со своими детищами, что порою не знаешь, кто чей хозяин. Я вспоминаю встречу с владельцем замка Корматан. Чуть помятые белые холщовые брюки, широкая белая льняная рубашка, сложно было узнать в нем не простого гида, а хозяина замка, в чьих стенах спал Ришелье.

– Месье, вероятно, вы владелец замка?

– Мадам, замком невозможно владеть. Он владеет вами.

Нам сложно представить, насколько крепкая связь у представителей дворянских семей со своими поместьями. Бывает, что и нам сложно отделить себя от какой-нибудь пустячной штуки: бабушкиной ложечки, маминой кружки, семейного фото. Нарисуйте себе эту связь, прочувствуйте сердцем и представьте, что в вашем сердце живет нечто в сотни раз больше и глубже. Благословение это или тяжелое бремя, спрашиваю я себя, услышав исповедь хозяев шато?

Жак де Шабанн, хозяин замка XV века, сказал мне, что он родился в том же месте, где и его предок 500 лет назад. В этот момент древо его жизни пустило корни в старое основание замка Ла Палис на вершине высокого холма. Когда-то и его прах окажется в семейной часовне. И его жизнь станет таким фундаментом для новых ветвей семьи.

Как отделить себя от старого, прожившего долгие годы плотного пожелтевшего камня? Он впитал в себя радости, боли и тяготы семьи и мог бы рассказывать истории. Как забыть аромат старых дубовых балок, покусанных жучками, антикварной мебели, масляных картин?

Дворяне по-прежнему ходят в строго определенные школы и университеты. Работают в администрации, архивах, медицине, юриспруденции, по-своему продолжая служить государству.

Голубую кровь выдаст осанка, выдержка, умение быть сердечным без панибратства и консервативный стиль одежды. И высочайший уровень культуры. Когда предки смотрят с учебников истории, по-иному нельзя.

«Каким бы ни было происхождение, – любит говорить мой добрый друг, граф Кристиан де Во, – надо всегда сохранять честность и праведность. Так как наши родители не очень грамотно распорядились своим наследием, мы рано поняли, что нам надо будет много работать, чтобы вернуть честь нашей семьи. Мы всегда много работали. Наши дети это видели. Они видели, как мы тяжело работали и какие риски брали на себя. Думаю, что они выучили урок. И я надеюсь, что этот пример будет передаваться из поколения в поколение».

Иногда детям с таким происхождением приходится непросто. Например, если в их багаже нет состояния, чтобы содержать замок. Порой на них обрушиваются атаки. Когда во Франции слышат имя с приставкой «де», из зависти, из-за недостаточного уровня культуры могут оскорбить. Детям сложно отражать такие нападки. Люди до сих пор считают, что аристократ – человек, не имеющий финансовых проблем в жизни.

Образ богатого дворянина больше не актуален. Возможно, во время королей это было правдой. Хотя и тогда было много обедневших дворян, вспомните д’Артаньяна. За прошедшее столетие изменилась политическая жизнь, произошла революция, разные режимы сменяли друг друга. Сегодня мы живем в республике.

Аристократии сегодня сложнее разделять общие ценности и либерализм, существующий во многих аспектах в ущерб себе, свободе во Франции. «Слишком много свободы убивает свободу», – любят говорить в этих кругах. Думаю, что во многом их видение совпадает с правыми кругами. Левых здесь не очень любят. Кто-то поддерживает роялистов, кто-то – республиканцев. На столах мелькает «Фигаро»[18], правая газета.

Мы много говорили про ценности. Когда в этих кругах кто-то говорит или хвастается слишком много, слухи разносятся быстро. Этого не любят. Однажды меня пригласили на обед в старую дворянскую семью. Один из братьев слишком много рассказал в интервью местной газете. Аристократии пришлось и до сих пор приходится бороться с предрассудками, поэтому в этих кругах не любят, когда выносят лишнее на общее обозрение. Несмотря на это, некоторые до сих пор продолжают писать титулы на визитках.

К слову, о титулах. Самым старым титулом во Франции считается барон. До барона существует шевалье. После барона идут виконт, граф, маркиз, герцог и принц. Один человек может носить несколько титулов. Титул передается по наследству и отходит старшему мужчине в грядущем поколении. Если их несколько, становится возможным деление между братьями. Обычно, «деление» титулов касается принцев и герцогов. Но дворянин может быть и без титула.

Сегодня традиция хранить регалии представляет в большей степени честь и историю семьи. Быть частью этого сообщества не дает никаких юридических привилегий. Любопытно, что до сих пор во Франции президент может посвятить в дворянство за особые заслуги.

Дворяне любят открывать двери своего дома, когда вы проявляете интерес и уважение к их ценностям. Они гордятся своими замками, их историей. Мне вспоминается граф Клод де Бельмон, страстный любитель охоты, хорошего вина, преданный своим владениям, замку Иссар. Этот каменный исполин запомнился мне по элегантной башне XV века с солнышком наверху.

Семейная традиция рассказывает, что некто из ближайшей свиты «короля-солнца», а возможно, и сам Людовик XIV, остановился в замке по дороге на воды в городе Бурбон-лʼАршамбо. Клод – один из трех братьев Монтаньи де Бельмон. Я влюблена в его оптимизм и любовь к жизни. Каждый раз, когда мы заезжаем к нему, он предлагает нам бокал аперитива, в последний раз спонтанно позвал на обед.

«Это нормально! Так должно быть. Это часть нашей культуры. Нам повезло иметь весьма неплохой дом, – проскальзывает ирония, неизменная спутница французского юмора. – Я люблю, когда к нам приезжают. «Бонжур, месье. Можно ли нам посмотреть замок?» Да, конечно! Я начинаю им рассказывать историю дома. И я давно хочу, чтобы записи в гостевой книге возобновились».

Вдруг Клод достает эту книгу и передает ее мне. Это очень трогательно. Последние записи в ней 1988 года, это год моего рождения. На пожелтевших листах написано: