Франция изнутри. Как на самом деле живут в стране изысканной кухни и высокой моды? - Анастасия Соколова-Буалле

Конечно, это было сделано не только из удовольствия и желания поделиться, но также и из-за финансовой необходимости и небольшого налогового преимущества. Однако эти налоговые льготы становятся все менее и менее значимыми, а содержание такой собственности весьма затратно. Когда вы получаете такой дом, с ним об руку должно идти состояние. Я бы хотел, чтобы мой сын женился на катарской принцессе, но, увы, нет!»

Французский ироничный юмор вновь разбавляет наш разговор. Шутка весьма кстати, ведь один из вопросов, которые я планировала задать, посвящен свадьбам: может ли сегодня обычный человек связать себя браком с отпрысками благородных семей?

«Сегодня это больше не проблема. Я женился на девушке, которая не имела аристократических корней. Свою жизнь я связал с той, которую любил».

Здесь граф лукавит. Многие дворяне, возможно, не скажут этого в лицо, но этот круг любит, когда ваш спутник происходит из той же среды. Не столько из-за некой чистоты крови, сколько из-за высочайшего уровня культуры, носителями которой являются дворяне. Все-таки неспроста на собеседованиях при поступлении на работу в крупные компании дают тесты на общий уровень культуры.

«Конечно, есть те, кто любит оставаться между собой, – продолжает граф, – но это больше не актуально. Мне это не близко. Именно поэтому я покинул ассоциацию французского дворянства. Когда у меня были сложности, вместо того чтобы мне помочь, ассоциация больше следила за платежами членских взносов. Мне это совсем не понравилось. Более того, мой прадед был одним из ее основателей. Эта ассоциация была создана, чтобы помогать дворянам, оказавшимся в сложных ситуациях».

Со стороны нам кажется, что аристократия – это единый неделимый блок. Но как обычно бывает, внутри ее есть разные подходы и видения ситуации. Позже Жак сказал мне, что в революцию были и те дворяне, кто ее поддерживал на первых порах до начала Террора. Что же тогда сегодня означает быть аристократом?

Жак немного раздражается. Наверно, я нарисовала себе рыцарей, которых больше не существует, и упорно пытаюсь понять, что же осталось от шевалье[20] со страниц романов сегодня.

«Это прежде всего образование. Моему сыну сегодня 30 лет. Я надеюсь, что он вырос верным ценностям аристократии. Есть ценности, которые настолько укоренились в нашей семье, что они передаются с генами. Например, гуманизм, о котором сегодня так много говорят. Это всегда было в нашей семье. Я жду и хочу конкретных действий. Быть внимательным и уважительным к ближнему, не бояться неизвестного. У меня есть долг перед будущими поколениями.

Было бы очень легко сказать: «Завтра я продаю замок и уезжаю на виллу в Марокко». Но я не сделаю это. У меня нет на это права. Прежде всего из уважения к моим предкам и будущим поколениям. Надеюсь, что мои последователи сделают так же. Это обязанность. Это глубокая привязанность к моему дому. Да, это замок, но это и мой дом! Я первый, кто родился в замке с 1430 года. Это что-то очень глубокое. Мы играли здесь с друзьями детства».

Такое ощущение, что наши мысли с графом идут в одном направлении. Я хотела спросить его о детстве. Раньше дворянские дети имели доступ к исключительному воспитанию и образованию. Есть ли сегодня что-то особенное, что выделает детство юного аристократа?

«Для меня аристократия и благородство не связаны с приставкой «де» или фамилией. Я видел фермеров из региона Алье, которые живут с благородством, достойным аристократии. И я видел аристократов, которые это потеряли. Аристократия – это образование».

Такие слова мотивируют по приезде домой засесть за книги, пересмотреть некоторые коды поведения. Это планка, о которой мы не думаем. О чем еще мы часто не думаем, говоря об аристократии? Конечно, о реальной стоимости наследия и финансовом бремени, которое несет семья.

Граф закуривает. О таких цифрах надо говорить в философском расположении духа.

«Мы понятия не имеем, чего стоит обслуживание замка и что собой представляет. Сегодня, совсем примерно, передо мной работы на 4 000 000 евро».

Я теряю дар речи. На секунду почва уходит у меня из-под ног. Сколько же должен представлять доход, чтобы содержать замок? Да, он принимает посетителей, но стоимость визита и количество туристов вряд ли покрывают такие расходы. Неужели государство не помогает?

«Вы удивитесь, но предстоящие работы и внесение памятника в Список наследия ЮНЕСКО выгодны государству. Особняку, записанному как исторический памятник, может быть выплачено до 50 % от суммы работ. Но вместе с этим государство обязывает меня соблюдать строжайшие правила реставрации. Затем государство заберет НДС со всей суммы работ. Предприятия, которые будут работать со мной, также заплатят налоги и получат прибыль, ведь я даю им работу. Работы в замках помогают жить историческим ремеслам. Так что помощь государства возвращается ему золотой копеечкой.

Однажды я прочитал статью, где говорилось, что 1 евро на реставрацию государственного или частного памятника в долгосрочной перспективе приносит государству в 20 раз больше.

Я встречался с различными министрами культуры, я каждый раз задавал вопрос, почему мы не открываем масштабную кампанию реставрации во Франции, как и во многих других странах? Это уже будет поддерживать редкие ноу-хау, которые исчезают из-за недостатка работы, и создаст рабочие места. Это наследие моей Родины, это колыбель моей семьи. Франция – самая красивая страна в мире! – Граф, однако, тут же поправляет себя: – После России, конечно!»

Хороший тон во Франции диктует, что нельзя ставить человека в неудобное положение, чувство такта обязывает вставить такую шутку! Я знаю это и «прощаю» графу его любовь к Родине. В конце концов, хорошо, когда люди любят так свою страну!

«Мы чувствуем себя здесь хорошо, это страна, где есть много свобод. Страна, где мы защищены, возможно, даже слишком. Те французы, которые жалуются, зачастую не были в других местах, ведь у соседа трава всегда зеленее!

У меня была возможность немного попутешествовать. Например, однажды я поехал на конференцию по сохранению наследия в Румынии. Там я обнаружил, что в Румынии делается многое для сохранения «малого наследия», например деревень. Они много заботятся о церквях в деревнях, это превосходно для туризма.

И все же я думаю, что государство оказывает значительную помощь в поддержании наследия. Нам помогают на уровне государства, региона и департамента. Но я считаю, что во Франции все еще жива идея, что владение замком автоматически значит владение значительным состоянием. Чем дальше, тем больше это представление не соответствует действительности. К счастью, есть люди с большим состоянием, которые покупают оставленные замки и реставрируют их».

Граф снова склоняет голову и хитро прищуривается. «Возможно, я шокирую вас. Вам это понравится! Если однажды я пойму, что у меня нет средств поддерживать мой замок, вместо того чтобы пытаться кое-как его сохранить и спать с открытым зонтиком под кроватью, потому что у меня нет денег отреставрировать крышу, я продам замок. Это тяжело, но, если нет возможности поддерживать наследие, его надо продать. Чтобы это наследие жило. Это будет больно, вместе с замком я откажусь от части себя. Но моя фигура тут не так важна. Я всего лишь прохожий. Здесь жили поколения. Каждый привнес что-то свое в это здание».