Казначей общака - Евгений Сухов

– Из кабины видно не будет, – резонно заметил он, – мне главное рожу показать.

Резаный дернул плечом, дескать, твое дело, ты и решай, и, увлекая за собой Альфонса, заторопился по узкому коридору.

Оставшись один, Костыль распахнул шкаф. На одной из полок стояла небольшая черная шкатулка. Легко ковырнув ее перочинным ножом, отомкнул. На бархатном дне лежало несколько золотых сережек, золотая цепочка и еще какая-то серебряная мелочовка. «Сгодится шалавам, когда на волю выберусь», – подумал Костыль. Он небрежно распихал украшения по карманам.

Поднял скатерть, комом валявшуюся на полу, и тщательно отер ею пятно на кителе. Краем глаза зацепил лежавшую на столе Зою и уловил в душе нечто похожее на раздражение: тоже мне Отелло выискался, не мог со своей бабенкой по-доброму поладить. И, уже ничего не испытывая, бросил испачканную скатерть на ноги женщине.

По коридору Костыль шел по-хозяйски. Выйдя за порог, ненадолго остановился и коротким взглядом осмотрел весь лагерь сразу. Точно так должен был поступить второй человек на зоне, готовый выявить нарушения и незамедлительно покарать за них. Заключенные, заприметив вдали Гусева, невольно отворачивались в сторону, стараясь не напороться на очередную неприятность.

По зоне майор Гусев передвигался всегда неторопливо, заложив руки за спину, как если бы это был его приусадебный участок, и арестанты, встречавшиеся на его пути, поспешно уступали ему дорогу.

Павел Фомичев сделал шаг, потом еще один, такой же хозяйский. Важно не засеменить и не выдать себя поспешной походкой, а идти так, словно зона принадлежит лично тебе вместе с бараками, переполненными зэками.

Острый взгляд сверлил грузовичок, с каждым шагом становящийся все ближе. Парочка беглецов наверняка уже укрылась в кузове. Костыль невольно перевел дух, взявшись за ручку дверцы. Ключи от машины торчали в замке зажигания. Майор Гусев никогда не вынимал ключи из машины. Непонятно, что им руководило: обыкновенная глупость или вера в то, что каждый из заключенных уже твердо встал на путь исправления.

Костыль уверенно сел на водительское кресло, заставив грузовик чуть качнуться, и, призвав в помощь тюремного бога, повернул ключ зажигания.

Грузовик забился в легкой дрожи, мгновенно набрав обороты. Впереди, метрах в пятидесяти, стоял солдат второго года службы, которого заключенные окрестили Тихарь. Парень был откуда-то из Сибири, где не в чести были красные погоны, а поэтому наверняка писал любимой девушке, что служит в десанте в одной из «горячих точек» страны и каждый день рискует получить снайперскую пулю в голову. Он считал дни до дембеля и мечтал о том, что в первую же неделю перепортит половину девушек села.

В принципе, Тихарь был парень не злой. С ним всегда можно было договориться, и за хорошие денежки он мог принести из поселкового магазинчика не только пачку добротного индийского чая, но и что-нибудь покрепче.

Тихарь, щурясь на солнце, проклюнувшееся из серой пелены, наблюдал за тем, как майор старательно делает перегазовку. Весь вид Тихаря вопил о том, что служивый страстно желал дембеля: воротничок расстегнут, а автомат он держал так, как будто это была совковая лопата. Наряд у ворот едва ли не единственное место в зоне, где можно получить власть над офицерами. Здесь совершенно безнаказанно можно сделать вид, что запамятовал свое начальство в лицо, и воскресить память может только раскрытое по всей форме удостоверение личности. Подобную развлекаловку проделывают даже первогодки, а для старичков это и вовсе потеха, будет о чем рассказать приятелям в казарме.

Обо всех этих особенностях солдатской игры Костыль знал и сам неоднократно наслаждался зрелищем, когда какой-нибудь командир взвода начинал лихорадочно рыться в карманах в поисках документа.

Грузовик уверенно покатил в сторону ворот. Однако Тихарь даже не пошевелился. Прищурившись, он напоминал сытого кота, которого разморило тусклое северное солнышко. Костыль вытащил из кармана «макаров» и положил к себе на колени – отступать было некуда. После того, что они успели натворить, карцер в сорокаградусный мороз будет выглядеть шаловливой лаской лагерного начальства. До утра им просто не дожить. Причина их гибели будет вполне объяснимой – убиты при попытке к побегу. Позже завернут остывшие тела в холщовую тряпицу и снесут на зэковское кладбище, где уже покоится пара сотен таких же горемык, помеченных для удобства номерами.

Костыль чуть насупился, почувствовав, что чужая личина неприятно стягивает кожу.

Если Тихарь надумает проявить бдительность и попытается попросить удостоверение, придется стрелять ему в лицо. И, не теряя драгоценных секунд, откатить машину назад, а затем с разгона опрокинуть ворота. Конечно, они сделаны добротно, с учетом всех норм, но шанс прорваться имеется. Во всяком случае, это куда лучше, чем быть разодранным кавказскими овчарками.

Можно было матерно прикрикнуть на зарвавшегося солдата, подобная форма неудовольствия будет выглядеть куда более убедительно, чем развернутое удостоверение. Но точно воспроизвести голос майора он был не в состоянии. На что сейчас был способен Костыль, так это буркнуть что-нибудь нечленораздельное. А следовательно, оставалось единственное – стрелять. Он взял поудобнее «макаров», чуть притормозил у ворот и даже выбрал точку на лице Тихаря, куда отправит первую пулю. Но неожиданно солдат встрепенулся и, надавив пальцем на пульт, заставил ворота прийти в движение. Открывались они неохотно, с натужным скрипом, будто знали тайну водителя. А когда просвет стал достаточным для того, чтобы проехать, грузовик, набирая скорость, вырулил за пределы лагеря.

Солдат уныло посмотрел вслед удаляющемуся грузовичку, трясущемуся по колдобинам, не подозревая о том, что всего лишь мгновение назад находился в шаге от верной гибели.

Костыль посмотрел в зеркало заднего вида. Ворота медленно закрывались. Неужели удалось! Неожиданно он почувствовал прилив сил: было одновременно страшно и весело, как это случается, когда несешься на огромной скорости, а впереди – неизвестность.

– Ну бля буду, ушли! Ну бля буду! – орал он, совсем не замечая недоуменных взглядов поселковых, встречавшихся на его пути.

Поселок кончился, дальше дорога через лес уходила к морю, откуда на пароме с материка прибывали этапы, техника и очередной призыв. Полуостров был небольшой, но очень глухой, крепко заросший настоящей тайгой, которую с севера на юг зубасто рассекали хребты.

Грузовичок, видно, прочувствовавшись настроением Костыля, весело прыгал на каждой кочке и косолапо переваливался с одного бока на другой. Ликуя, Костыль даже не сразу услышал, как в перегородку застучали – странное дело, но он успел позабыть о Резаном с Альфонсом, которых бросало в кузове, словно в трюме рыболовецкой шхуны в сильный шторм.

Ударил по тормозам, и грузовик, встряхнувшись на очередной колдобине, послушно застыл.

Костыль с размаху распахнул дверь, грубо сорвал ненавистную маску и безжалостно швырнул на дорогу, растоптав.

– Свобода, братва! – радости Костыля не было предела. – Я же сказал, что все будет путем!