Лекарство для империи. История Российского государства. Царь-освободитель и царь-миротворец - Борис Акунин

Государственная щедрость казалась таковой только на первый взгляд – да в казне после Крымской войны и не нашлось бы столь астрономической суммы (около миллиарда рублей). На самом деле финансовые стратеги умудрились еще и заработать на этом «авансировании»: и на крестьянах, которые потом выплачивали государству проценты по ссуде, и на помещиках, поскольку из положенных им компенсаций вычитался долг за ранее заложенные имения – всего около трехсот миллионов рублей, которые иначе вряд ли когда-либо попали бы в казну. Основная часть государственной выплаты производилась не наличными, а процентными бумагами, и это обязательство впоследствии покрывалось крестьянскими взносами. По словам придворного историка С. Татищева, «обширная финансовая операция в сущности не стоила казне никаких жертв».

Зато она стоила изрядных жертв крестьянам. Цена получаемых ими наделов была завышенной (в особенности в Нечерноземной зоне), а личная свобода оказалась условной. «Временнообязанные» не могли отказаться от своих наделов и уехать из деревни на поиски лучшей жизни, пока не выплатят долг. Кроме того человек попадал в зависимость от общины, ибо расчеты по ссуде производились не индивидуально, а всем «миром».

При очевидных минусах компенсационной операции это был максимум того, чего смогли добиться либеральные защитники народных интересов в Редакционной комиссии и Главном комитете.

Обременительные для крестьян условия были вынужденным компромиссом, без которого помещичье сословие очень быстро разорилось бы и дворянская монархия осталась бы без дворян. Медленный выкупной процесс теоретически позволял за несколько десятилетий заменить прежнее помещичье сословие средним классом. Парадокс заключался в том, что пополняться этот новый класс должен был в первую очередь за счет развивающегося крестьянства, а богатеть ему не давали удушающие долги по казенной ссуде. К этой теме мы вернемся позднее, оценивая социальные итоги описываемой эпохи.

Вышеприведенные правила касались только русского крестьянства. В других областях империи надо было учесть местные особенности, и реформа на несколько лет отсрочилась. Больше всего повезло крепостным бывшей Польши. Объяснялось это причинами политическими. Освобождение там производилось в 1863–1864 годах, сразу после кровопролитного восстания, и правительству хотелось оторвать крестьянскую массу от освободительного движения – главным образом шляхетского. Руководивший польско-литовско-белорусской эмансипацией Н. Милютин добился для тамошних сельчан куда более льготных условий, чем в 1861 году для русских крестьян: и выкуп был меньше, и права собственности не отсрочены, и местное самоуправление обошлось без дополнительного ошейника в виде общины (которой в западных областях, собственно, и не существовало).

В привилегированном положении оказались и удельные крестьяне, принадлежавшие царской фамилии (их по стране насчитывалось до двух миллионов человек обоего пола). Им досталось больше земли – в среднем в полтора раза, чем крепостным. Государственные крестьяне (около двадцати миллионов человек), и прежде существовавшие в гораздо лучших условиях, чем помещичьи, получили в собственность в среднем по шесть десятин, а выплачивали за землю почти вдвое меньше. В этой среде в основном и будут происходить новые социально-экономические процессы.

Чтение манифеста об освобождении крестьян. Б. Кустодиев

Высочайший манифест, длинно озаглавленный «О всемилостивейшем даровании крепостным людям прав состояния свободных сельских обывателей», был подписан Александром II в шестую годовщину воцарения, 19 февраля 1861 года. Заканчивался торжественный документ призывом: «Осени себя крестным знамением, православный народ, и призови с нами Божие благословение на твой свободный труд, залог твоего домашнего благополучия и блага общественного».

Документ был обнародован по всей стране (для неграмотных крестьян его зачитывали в церквях) и, как всегда бывает при компромиссах, вызвал всеобщее недовольство.

Разумеется, роптали приверженцы «священной старины» и консервативное помещичество, предугадывая печальные для себя последствия реформы.

Слева витийствовали нетерпеливые приверженцы демократии, негодуя за обобранных крестьян.

Были разочарованы и облагодетельствованные крестьяне. Слухи о грядущей царской милости ходили в народе уже очень давно и породили множество надежд – главным образом на то, что всю помещичью землю бесплатно и навсегда отдадут тем, кто на ней трудится. Теперь же выяснялось, что много лет придется выплачивать огромные долги.

Пугачевщины, которой пугали царя противники реформы, не случилось, но без эксцессов не обошлось. Виновато в этом было чрезмерное рвение некоторых местных администраторов, которые по-своему поняли полученный сверху приказ обеспечить общественное спокойствие.

Указ 19-го февраля был объявлен населению с двухнедельным опозданием, потому что правительство желало подготовиться к возможным беспорядкам.

Во все губернии было откомандировано по свитскому генералу и флигель-адъютанту. Местные жандармы преисполнились усердия. Вместо того, чтобы отвечать на вопросы озадаченных крестьян и разъяснять им непростой смысл правительственных мер, начальство кричало и грозило – других навыков общения с народом в России не было.

Волнения прокатились почти по всем великорусским губерниям. Во многих случаях новых свободных граждан во имя порядка выпороли розгами. Кое-где пришлось прибегнуть к силе оружия.

Антон Петров открывает односельчанам правду. И. Сакуров

Так или иначе, пускай с трудностями и издержками, великая перемена свершилась. Россия наконец перестала быть «страной рабов, страной господ».