Дневник. 1873–1882. Том 2 - Дмитрий Милютин

Казалось, взяло верх другое мнение: чтобы дела означенного рода изъять из общего порядка судопроизводства с присяжными, а производить в особых присутствиях, установленных собственно для дел по государственным преступлениям. Такое решение вопроса было бы самое простое и логичное; но вдруг явилась оппозиция со стороны великого князя Константина Николаевича, который начал горячо доказывать, что предлагаемая мера не может быть проведена второпях и, как весьма важное изменение существующего судебного устава, подлежит внесению в Государственный совет.

Дело еще усложнилось заявлением великого князя Михаила Николаевича о необходимости изменения состава и военных судов; спор дошел до того, что у графа Палена вырвалось странное для министра юстиции мнение о необходимости такого суда, который решал бы «по приказанию начальства». У других же родилось кровожадное желание смертной казни. Наконец сам государь, в порыве нетерпения и не находя исхода, вспылил, упрекнув всех своих министров в нежелании или неумении принять какие-либо решительные меры, и в заключение строго потребовал, чтобы граф Пален, Валуев и я непременно сговорились втроем и представили какое-либо окончательное предположение. Тем и закончилось собрание.

После того князь Горчаков и я приглашены были в кабинет государя, так же как и великие князья, для прочтения новых телеграмм из Берлина и Лондона по поводу переговоров о выступлении британского флота из Мраморного моря. Государь спросил у канцлера мнение его о том, не следует ли теперь же начать мобилизацию наших войск по поводу созыва в Англии резервов. Вместо серьезного обсуждения столь важного вопроса князь Горчаков ответил в двух словах, что ничего не имеет против мобилизации, как будто вопрос вовсе до него и не касается; а государь, столь же легко обратившись ко мне, сказал: «Так надобно исполнить». Само собой разумеется, что такое внезапное, сказанное на лету заключение нельзя принять за положительное и, конечно, я возобновлю вопрос завтра или при первом удобном случае.

Из дворца мы все отправились в Государственный совет, где после общего собрания было заседание Особого присутствия по делам о воинской повинности. Обсуждали предположение Морского министерства об учреждении крейсерства посредством частных судов под видом «морского ополчения» [и тут выказалось удивительное легкомыслие]. Великий князь Константин Николаевич намеревался уже опубликовать составленное положение в таком виде, как будто правительство уже решило приступить к снаряжению крейсеров. Мне удалось, однако же, приостановить неосторожную меру, объяснив, что гласное снаряжение крейсеров в то самое время, когда мы ведем переговоры в Берлине, было бы противоречием и неуместным вызовом Англии на войну. Решено было дать публикации несколько иную форму.

По возвращении домой я немедленно пригласил к себе статс-секретаря Философова (главного военного прокурора), объяснил ему дело, обсуждавшееся сегодня в Совете министров, и поручил съездить к графу Палену для личных с ним объяснений. Философов совершенно разделяет мой взгляд на вопрос. Он застал графа Палена с его товарищем, сенатором Фришем. Объяснение с ними возымело результатом то, что они оба согласились с правильностью наших доводов и отказались от своего предположения о передаче в военные суда дел, которые затрудняют судебное ведомство. Сенатор Фриш взялся приготовить в короткое время предположение на тех именно основаниях, которые указывались и в Совете министров, – именно в том смысле, чтобы означенные дела подлежали суду в Особом присутствии судебных палат без участия присяжных.

4 апреля. Вторник. После моего доклада было обычное совещание с канцлером; но довольно короткое, так как государь торопился к молебствию в Малую дворцовую церковь. Я также остался к молебствию, после которого был завтрак, а затем совещание по азиатским делам. Участвовали, кроме великих князей (в числе их и Михаил Николаевич), генерал-адъютант Крыжановский, граф Игнатьев, Гирс и я.

Из дворца я отправился в Комитет министров, а потом председательствовал в Комитете по делам польским. Тут мы объяснились с графом Паленом, Валуевым и Мезенцовым и пришли к соглашению относительно задачи, возложенной на нас государем во вчерашнем совещании: положено отказаться от предположения графа Палена о передаче в военные суды дел по преступлениям против должностных лиц и вместо того производить этого рода дела в судебных палатах без участия присяжных.

5 апреля. Среда. В 11 часов утра назначено совещание у государя; кроме великих князей, князя Горчакова и меня приглашены генерал Тотлебен, граф Игнатьев, князь Дондуков-Корсаков и князь Имеретинский. Долго обсуждали вопрос о возможности занятия Босфора. Приехавший только вчера вечером из Сан-Стефано генерал-лейтенант Анненков был призван в заседание для личного доклада о настоящем положении дел в армии. Анненков смотрит на вещи в менее черном цвете, чем князь Имеретинский; однако же и по его словам, занятие Босфора с каждым днем делается всё более затруднительным и даже рискованным.

Приняв эту исходную точку, мы перешли к обсуждению вопроса об условиях, на которых могли бы согласиться на предложения, сделанные Англией через посредство Бисмарка. Я старался по-прежнему объяснить, что, отказываясь от занятия Босфора и соглашаясь отвести нашу армию до Адрианополя, мы должны придать сколь можно большую цену этой уступке нашей и выторговать себе возможные выгоды. Но прежде всего мы должны сговориться с Портой и обязать ее: 1) не выдвигать войск далее ныне занимаемых позиций, 2) не укреплять их и 3) очистить крепости Шумлу, Варну и Батум. В самом ответе Лондонского кабинета упоминается о предварительном нашем соглашении с Портой.

Но канцлер никак не мог понять и это простое дело; он, по обыкновению, разгорячился, спорил долго, повторяя всё одно и то же, и, наконец, подсунул мне свой портфель и бумагу, чтобы я сам проектировал ответную телеграмму на английские предложения. Все присутствовавшие переглядывались между собой, не скрывая удивления; те, кто видел нашего канцлера в первый раз в таком совещании, были поражены его старческим слабоумием.

Только после долгих объяснений и с помощью самого государя удалось наконец сочинить телеграмму в несколько строк. Затем были еще кое-какие разговоры; но терпение государя уже начинало истощаться, подошел час завтрака, а между тем в приемной комнате ожидал аудиенции английский полковник Велеслей, приехавший в Петербург только на несколько дней, чтобы забрать свое имущество и совсем распроститься с Россией. Выходя из государева кабинета, я обменялся с англичанином несколькими словами и затем, заехав домой переодеться, поспешил к 2 часам в манеж.

Здесь был смотр только что прибывшим из Сан-Стефано гвардейской роте и полуэскадрону, составлявшим почетный конвой государя во время прошлогоднего похода. Сама императрица и цесаревна проехали перед фронтом в коляске.

После смотра просидел до шестого часа в Военном совете.

6 апреля. Четверг. После моего доклада было у государя два совещания. Одно по политическим и военным делам, в присутствии князя Горчакова и генерала Тотлебена, другое – с участием графа Палена и генерала Мезенцова, по вопросу о порядке судебного преследования виновных в насильственных действиях против должностных лиц. В первом совещании решены были два вопроса: 1) повременить с мобилизацией армии (пришлось объяснять канцлеру, что мобилизация вовсе не значит пополнения убыли в действующей армии) и 2) переговоры с турками по поводу предположенного отвода нашей армии одновременно с английским флотом начать только по прибытии генерала Тотлебена к армии. Кроме того, прочитаны были заготовленные мною инструкции генералу Тотлебену и Дрентельну. Во втором же совещании граф Пален доложил о соглашении нашем по данной нам задаче и решено было провести составленное предположение через Государственный совет. Великий князь Константин Николаевич на сей раз не возражал.