Музыка ночи - Рут Уинд

— Нет, этого я не могу сказать. Но я читала одну из ваших работ — ту, которую вы написали о Лауре Реддинг, работа просто чудесная, и я никогда еще не имела возможности помогать писателю. — Она махнула рукой. — Во всяком случае, мне очень приятно, что вы изучаете жизнь бедной Мейбл. Она самая известная личность, когда-либо жившая в Пайн-Бенде, и мы ею гордимся. Это печальная история, и люди должны ее узнать.

Заинтригованная Элли спросила:

— А что печального вы в ней находите, миссис Нэнс? — Живые карие глаза библиотекаря застыли, и она посмотрела в высокое окно.

— Тогда было тяжело даже просто родиться женщиной, еще тяжелее черной женщиной, и особенно красивой и талантливой черной женщиной. — С немного удивленной улыбкой она добавила: — Думаю, печально то, что она родилась не в свое время. У нее не было никаких шансов.

Элли кивнула, чувствуя странную грусть.

— Я согласна с вами.

— Ну, стоит ли меня слушать! Не буду вас больше отвлекать от работы. Если вам что-то понадобится, позовите меня.

— Хорошо.

Элли вдохновенно приступила к делу: достала пачку чистых карточек, свою любимую шариковую ручку — с черной пастой, а не с синей, которая, по ее мнению, выглядела недостаточно серьезно — и открыла первую газетную подшивку. Там посередине лежала голубая закладка, и Элли осторожно переворачивала пожелтевшие страницы, пока не добралась до нее. Внизу листа она увидела заголовок:

Элли отметила дату и записала информацию, потом взяла вторую карточку и сделала пометку для самой себя — проверить возможность для черной девочки заниматься оперой где бы то ни было в конце 30-х. Еще она отметила название начальной школы. Ей нравилось, когда она могла увидеть собственными глазами реалии, связанные с жизнью изучаемой личности, что иногда позволяло ей многое понять.

К четырем часам свет в комнате померк. Солнце клонилось на запад. Плечи у Элли заболели оттого, что она сидела согнувшись над своими заметками. Она уже заполнила две большие пачки карточек — одну фактами и датами, а вторую — заметками и вопросами, на которые требовал ось найти ответы. Ей удалось просмотреть первичный газетный материал только за четыре года. Она потянулась и подумала, что хорошо бы пролистать подшивки за 1968 год — в то время ее мать провела лето в Пайн-Бенде. Элли почувствовала себя виноватой за то, что имела еще один, скрытый мотив своего появления здесь, но ей не хотелось афишировать свою личную жизнь.

Внезапно Элли показалось бесполезным и глупым заниматься выяснениями таким образом. Роузмэри и Конни, а возможно, даже и миссис Нэнс были в таком возрасте, что смогли бы ответить на вопросы Элли. Вполне вероятно, что одна из них припомнила бы ее мать, Диану. Оставалось только расспросить их.

Но, по правде говоря, Элли была не вполне уверена в своем желании обрести отца. Она не имела никакого представления о том, какой была ее мать, когда жила в Пайн-Бенде, и с кем она здесь путалась. А что, если она была чокнутой наркоманкой, имевшей дело с бандой рокеров, или кем-то в этом роде? Такое, конечно, вполне возможно.

Диана Коннор была красавицей, неуправляемой и доставлявшей сплошное беспокойство с самого рождения. Ее родители, которым было за тридцать, когда она родилась, вынужденно мирились с ее бунтарскими замашками. Ничто не действовало на Диану — она смеялась над угрозами, игнорировала запреты и даже редкие взбучки, которыми отец по старинке, по-деревенски пытался ее урезонить, переносила стойко, не изменяя себе. В шестнадцать лет, когда ей окончательно наскучили школа и родной городишко на западе Луизианы, она "проголосовала" на шоссе и покинула родительский дом.

Единственное, что осталось Элли после нее, — это коллекция открыток, которые Диана честно посылала домой раз в неделю. Новостей в них было немного, это были просто почтовые отправления из разных мест — Санта-Фе и СанФранциско, Атланта и Вашингтон — и полный список маленьких городов по всей стране плюс краткое сообщение, что-то вроде: "Привет. Как поживаете? Я в порядке. Сейчас путешествую с Люком, у него мотоцикл. Целую, Диана".

На Рождество 1968 года Диана неожиданно вернулась домой, беременная и совершенно разбитая. Родители приняли ее, и она оставалась с ними достаточно долго: родила девочку, которой дала дикое имя — Бархатный Закат. Когда ребенку (бабушка перекрестила ее в Элли в честь своей любимой сестры) исполнилось шесть месяцев, непостоянство Дианы снова взяло свое, и она сбежала. Лицо Джеральдины всегда принимало слегка ошарашенное выражение, когда она рассказывала об этом своей внучке: "Она уже, казалось, становилась нормальной молодой женщиной, любящей свою малютку дочь. А потом вдруг, — бабушка щелкала пальцами, — раз, и ее нет".

Во время второго отсутствия Диана не утруждала себя отправкой открыток. О ней ничего не знали до тех пор, пока из Лас-Вегаса не позвонил офицер полиции и не сообщил, что Диана была найдена мертвой в ближайшем лагере хиппи — погибла от передозировки наркотиков.

"Было трудно представить себе, — думала теперь Элли, — что могло удерживать беглянку с развевающимися волосами и в тонкой одежонке в таком городишке, как Пайн-Бенд. Что, спрашивается, привело ее сюда? И что заставило задержаться более чем на три месяца? Очевидно, мужчина".

Элли оглянулась на миссис Нэнс, которая разговаривала по телефону, встала и громко прошептала:

— Миссис Нэнс!

Когда женщина посмотрела на нее, Элли указала на полки, и та энергично закивала.

Старые подшивки обнаружились легко, и, пролистывая страницы, Элли сочинила легенду, которой воспользовалась бы, если бы пришлось объяснять собственные действия: она бы сказала, что родилась в 1968 году и у нее такое хобби — интересоваться всеми событиями этого года.

Газеты были подшиты за каждый год в отдельности. Она вытащила нужную пачку, потом выбрала еще одну из 40-х и вернулась к столу. Миссис Нэнс продолжала "висеть" на телефоне. На долю секунды Элли испытала такое ощущение, как будто кто-то очень сильно предостерегал ее от последующих действий. Может быть, о некоторых вещах лучше не знать?.. А если ее мать стыдилась мужчины, который оставил ее беременной, и сбудутся самые худшие предположения Элли — что Диана была подружкой банды байкеров? Возможно, она никогда не называла имени мужчины, потому что их было слишком много.

Нет! Сердце подсказывало Элли, что это был один-единственный мужчина, удерживавший дикую девчонку на одном месте целое лето. И если она не попытается выяснить, кем был этот мужчина, то до конца жизни будет жалеть об этом. Глубоко вздохнув, она начала читать, зная, что в историческом расследовании никогда нельзя предугадать, где может оказаться настоящий самородок информации.