Громкие дела. Преступления и наказания в СССР - Ева Михайловна Меркачёва

– На суде 30-летняя Каля выглядела спокойной, – рассказывает один из бывших судей Мосгорсуда. – Она вызывала сочувствие у всех. Не знаю почему. Может, потому что была приятной во всех отношениях женщиной. Вину свою она признала частично. Каля просила учесть, что воспитывалась в детском доме, что у нее есть несовершеннолетний сын[4]. Но приговор, вынесенный 30 июля 1976 года, все равно был суровым. И мы все на это обратили внимание.

Каля получила четыре года колонии общего режима и запрет работать в торговле сроком на пять лет. Шварцман и его друг – четыре и три года соответственно. А Кадыров – целых восемь лет строгого режима. Устоял этот приговор и в кассации Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСР, но рухнул в Президиуме ВС, где рассматривался по протесту заместителя председателя (и который был поддержан – ни много ни мало – заместителем генерального прокурора).

– На заседании звучал доклад одного из членов Верховного Суда РСФСР, – рассказывает бывший судья. – В нем он говорил, что в ноябре 1976 года был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР «О сделках с валютными ценностями», где уточнено, что сертификаты в их перечень не входят. А закон, устраняющий наказуемость деяний или смягчающий наказание, согласно статье 6 УК РСФСР, имел обратную силу. В связи с этим приговор по статье 88 был отменен с формулировкой «за отсутствием состава преступления».

У Кали осталась 156-я статья, но, поскольку срок по ней был всего полтора года (к тому времени она отбыла в Можайской женской колонии даже больше), ее освободили прямо в зале суда. Произошло это 23 февраля 1977 г.

Как сложилась судьба фигурантов этого дела? Известно только про одного из них. В советские годы в Ташкенте вышла книга под названием «Чекисты рассказывают», где авторы поведали о тренере Шварцмане, который уехал в 1978 г. в Израиль. На чужбине он, цитирую, «участвовал в антисоветском сборище под вывеской Американской национальной конференции по делам советских евреев, где изливались потоки грязи и клеветы на нашу страну». А еще авторы писали, что Шварцман «пытается переманить легковерных из СССР на Землю обетованную».

А для Кали эта «ходка» оказалась первой и последней. Что удивительно, так как с годами ее криминальная история только разрасталась. Как выразился ветеран МУРа Александр Комаров (один из руководителей подразделения, занимавшегося борьбой с оргпреступностью), «подобных ей женщин в криминальном мире не было ни до, ни после».

Никто из милиционеров не общался с Калей больше, чем Иван Бирюков. Он до сих пор помнит все свои встречи с ней, некоторые из них – даже у нее дома. Но обо всем по порядку.

В первый раз Иван Петрович встретился с ней в «бутырском замке» в 1975 г. Каля сидела там в ожидании приговора. В это же время расследовалось и уголовное дело по вымогательству и нападению на милиционеров, в котором главным подозреваемым был Япончик.

По версии следствия, Япончик вымогал деньги у администратора Малого театра Глиозы, в залог забрав его автомобиль. Когда милиционеры попробовали задержать Япончика (для этого Глиоза назначил ему встречу, на которую обещал принести 2500 советских рублей), тот устроил пальбу. Причем стрелял он в сотрудников милиции. А дальше была классическая погоня в самом центре Москвы, рядом с Театром Советской Армии, за которой – так уж вышло – наблюдал сам маршал Андрей Гречко.

– Япончика задержали, ему предъявили ряд статей, в том числе покушение на жизнь работников правоохранительных органов, а это наказывалось в то время вплоть до смертной казни, – рассказывает Бирюков. – Он «закосил» под дурачка. Он вообще, скажу я вам, «косил» великолепно! И его признали невменяемым. А тут нашлась свидетельница по делу, которой оказалась Каля. И вот она рассказала, что это Глиоза кинул на деньги Иванькова.

Дело было, по ее словам, так: она попросила Глиозу помочь с покупкой «Волги» для ее знакомого – Иванькова. Он взял 2,5 тысячи рублей, но почему-то не помог. Вот Иваньков и потребовал обратно свои деньги, а в залог пока взял его автомобиль. И все: эпизод с вымогательством «погас», развалилось по сути все дело.

Почему Никифоровой поверили? Потому что у нее не было заинтересованности. Она в момент самой сделки по купле-продаже машины была на свободе, а в момент, когда у Глиозы отняли автомобиль, – уже в следственном изоляторе. Сам Глиоза потом признался: должен был помочь в покупке машины для знакомого Кали, но не вышло.

В общем, благодаря показаниям Никифоровой из обвинений Япончику осталась только статья 218 «Незаконное хранение или сбыт оружия» (в машине нож нашли). Срок по ней полагался условный. А если бы в психбольницу положили, то там могли бы держать и пять лет. Но Япончик написал обращение в Минздрав, в котором указал, что он изначально симулировал и на самом деле здоров. Ему назначили новую экспертизу – та признала вменяемым. Дальше суд – и он выходит на свободу. Такой вот виртуоз был.

Через несколько лет, кстати, с ним случилась еще одна подобная история. В районе Салтыковки был ресторан «Русь», там готовили хорошо, так что всегда иностранцев много было. И вот схлестнулись в «Руси» Гога Тбилисский и Япончик. Устроили стрельбу такую, что дым от пороха стоял. Гога получил две пули, а Япончик свалил целехоньким.

Его вскоре поймали, но к тому времени он успел встать на учет в психдиспансер. Уже во время следствия выяснилось, что потерпевший показания давать не будет, а свидетели испарились. Так что никаких доказательств его участия в перестрелке найти не могли. Единственное, к чему прицепиться можно было, – к тому, что у Япончика на руках водительские права, хотя он не мог их получить, будучи на учете в психдиспансере. И, когда все это стало ясно, он опять выскочил из психушки.

Я знаю, что у Кали были серьезные завязки по медицине, а, по моему глубокому убеждению, никаких психических отклонений у Япончика никогда не было. И все справки, якобы подтверждающие это, куплены.

Не только Бирюков, но и другие бывшие муровцы уверены, что Каля помогала Япончику с экспертизами.

– Я бы считал Никифорову в большей степени подельницей Япончика, чем его гражданской женой, – говорит Александр Комаров. – Насколько мне известно, «африканской страсти» между ними не было. Это были скорее деловые отношения, чем любовные. Она пользовалась его авторитетом, он – ее неординарными талантами и связями.

Большинство своих самых ярких преступлений Япончик совершил именно в тандеме с Калей. Оперативники вспоминают, как «сладкая парочка» кинула краснодарских цеховиков, подпольно шивших ондатровые шапки. Каля предложила им купить