Черт из табакерки - Дарья Донцова

– Слушай, – обозлилась я, – говори быстрей, на работуопоздаю.

– Ой, молодежь, все бегом, прыжком, потому и больные сдетства, – резюмировала болтливая, одуревшая от скуки старушка. – Л – названиерайона. Помнишь, раньше в Москве были не округа, а Свердловский, Дзержинский,Фрунзенский районы? Тридцать два всего. А уж порядок стоял! Жуть, как всебоялись, что на них в райком партии пожалуются…

– Л какой?

– Ленинградский. Потом первые три цифры – 361 – номерприемного пункта, а последние – 854 – это уж клиент.

– А где данный приемный пункт расположен, знаешь?

Баба Клава со вздохом вытащила толстую, растрепанную тетрадьи принялась водить корявым пальцем по строчкам.

– Ага, – бормотала она, – вот он. 361, Вагоноремонтнаяулица, семь.

– Телефон есть?

– А как же.

– Давай сюда, – подпрыгивая от нетерпения, велела я, – утебя аппарат работает?

– Чего ему сделается, – ухмыльнулась баба Клава.

Она нагнулась и вытащила из-под стола раритетную вещь,музейный экземпляр – огромный, словно высеченный из цельного куска черногокамня, телефонный аппарат с круглым наборным диском. Трубка монстра весилакилограмма три, не меньше, и в мембране раздавался постоянный шорох. Перекрываятреск, я заорала:

– Алло, это прачечная?

– Да, – завопил в ответ женский голос. Наверное, там стоиттакой же телефон.

– Вы открыты?

– Приходите, без обеда. Провожаемая безостановочнымворчанием бабы Клавы, я понеслась к выходу, но на пороге притормозила.

– Знаешь, где Вагоноремонтная улица?

– У меня там сноха жила. В 1972 году им квартиру дали, – тутже снова пустилась в воспоминания старуха.

– Метро какое?

– “Войковская”.

Я побежала по улице. В запасе есть еще пара свободных часов.Улица с поэтическим названием “Вагоноремонтная” тянулась за Коптевским рынком.Дом семь отчего-то оказался первым. Куда делись шесть предыдущих, былонепонятно. Приемный пункт походил на наш, как брат-близнец. За столом околоумирающего алоэ мирно вязала носок местная баба Клава.

– Бельишко сдать? – с надеждой поинтересовалась она.

Я помотала головой:

– Скажите, метка “Л-361854” – ваша?

– Это когда было, – засмеялась бабулька, – лет десятьпрошло. А чего случилось?

– Получила чистое белье, – вдохновенно соврала я, – а тамчужая сорочка, вот ищу хозяина.

– Отдай в приемный пункт. Это ихняя работа разбираться, –справедливо заметила бабка.

– Да сама живу неподалеку, – вывернулась я.

– Дай поглядеть.

Я протянула ночнушку. Бабуся помяла материал в руках.

– Качественная вещь.

– Знаете, чья метка? Бабка покачала головой:

– Нет.

Я приуныла.

Внезапно старушка добавила:

– Погодь-ка. Королева Алла – моя соседка. Я ей и метки делала,и бельишко она по прежним годам стирать отдавала, сейчас уж не носит…

От радости у меня бешено забилось сердце. Вон как просто.

– Адрес знаете?

– Так в одной квартире живем, идите. Карина, Алкина мать,дома, инвалидность у ней, давление высокое, головой мучается. А то оставь, япередам.

– Адрес скажите.

– Говорю же, в одной квартире со мной живет. Беда с этимистарухами.

– Я-то у вас в гостях никогда не бывала.

– И верно, – засмеялась бабка. – Совсем мозги не гнутся,заржавели. Ремонтная улица, семь.

– В этом доме, что ли?

– Нет. Это Вагоноремонтная улица, а тебе надо на Ремонтную.Иди налево, а потом все прямо, аккурат в хибару нашу и уткнешься.

Я пошла в указанном направлении. Интересно, кто придумываетназвания для московских магистралей? Неужели нельзя подыскать что-нибудьполучше? Представляю, как ругаются работники “Скорой помощи” и пожарные. НоВагоноремонтная и Ремонтная еще полбеды. Есть в нашем городе улица и площадь,носящие одно имя славной летчицы Марины Расковой. Все бы ничего, толькорасположены они на значительном расстоянии друг от друга, и я частенько вижу наплощади обалдевших людей, которым на самом деле нужна одноименная улица.

Бурча по-стариковски, я доплелась до нужного здания и стоской оглядела пятиэтажку из бетонных блоков, скрепленных черными швами.Что-то мало похоже на жилище женщины, носящей дорогое белье и имеющей на кухнегигантский “Филипс”. Насколько знаю, в этих домах пятиметровые кухоньки, куда струдом влезает крохотный “Смоленск”.

Дверь квартиры открылась не сразу. В деревянной створке небыло “глазка”, небось, как и у нас с Томочкой, красть нечего.

– Иду, – донеслось из квартиры. На пороге возникла чудовищнойтолщины женщина лет пятидесяти.

– Вы ко мне?

– Да.

– Проходите.

Перешагнув через крошечную прихожую, я оказалась в кухне, доотказа забитой вещами. Над головой висело выстиранное белье, на плите исходилапаром огромная кастрюля. Хозяйка, очевидно, решила подкрепиться. На столекрасовалась внушительных размеров тарелка. Я принюхалась – гороховый суп. Наклеенке лежали толстые ломти хлеба, обильно намазанные маслом, рядомкрасовались кусищи жирного бекона. Да уж, ничего удивительного, что дама к пятидесятигодам заработала инвалидность. Ей бы сесть на диету, месячишко-другой поестьотварные овощи и попить чайку без сахара, глядишь, и здоровье поправится.

– Вы из поликлиники? – спросила тетка, откусывая разомполовину чудовищного бутерброда.

– Нет, – ответила я и сунула ей под нос рубашку. – Ваша?

Бабища уставилась на кусок батиста.

– Не-а, мы такое не носим, да и размер мелкий, у меняпятьдесят четвертый.

Однако, она кокетка. Пятьдесят четвертый у нее был вглубоком детстве, сейчас объем ее бедер приближается к трем метрам.

– Королева Алла вам кто?

– Дочь, а чего?