Голова королевы - Эдвард Марстон

Спектакль понравился зрителям. «Любовь и счастье» — романтическая комедия об опасностях необдуманной страсти, в которой одного героя ошибочно принимали за другого. Фаэторн с привычным жаром направлял труппу, Эдмунд Худ блистал в роли покинутого любовника, а Барнаби Джилл, используя свой талант комика на полную катушку, заставлял зрителей рыдать от смеха. Ученики, наряженные в роскошные парики и платья, были очаровательны в женских образах.

Рафф великолепно сыграл Лоренцо. Он не только замечательно вел роль, но и несколько раз к месту сымпровизировал: сначала — когда один из актеров пропустил свой выход, второй раз — когда другой актер забыл текст. Сэмюель Рафф был мастером, закаленным долгими годами служения требовательной музе, которая лишь недавно повернулась к нему спиной. В его игре не чувствовалось и намека на темную тоску, снедавшую его сердце.

Пьеса «Любовь и счастье» идеально походила для этого вечера. Смерть Уилла Фаулера потрясла всех членов труппы, и на репетиции царило похоронное настроение. Но стоило начаться представлению, как актеры включились в веселую возню на сцене, и для печали попросту не осталось времени.

Николас находился у кормила: он направлял актеров, подавал реплики, следил, чтобы все происходило вовремя. В обязанности Николаса входила подготовка сценария, в котором он, сцена за сценой, прописывал все детали происходящего, позы и передвижение действующих лиц, выходы и уходы. Поскольку актеры заучивали только свою роль по тексту, который каждому из них готовил писарь, то полагались полностью на сценарий, висевший в артистической уборной, и у них имелась причина возблагодарить Николаса за разборчивый почерк и педантичность.

Николас был потрясен, как Сэм Рафф справился с ролью своего друга. Он видел на лице недавно еще безработного актера радостное возбуждение всякий раз, когда тот появлялся за кулисами. Нет, это был уже не фермер, готовый жить до конца дней в безвестной маленькой деревушке. Театр — вот где был его родной дом. Как и Уилл Фаулер, Рафф чувствовал себя счастливым только на сцене. Николас решил, что поговорит с Фаэторном.

Лоуренс пребывал в отличном настроении и улыбался всем без исключения всякий раз, когда удалялся в гримерку под шквал оваций. Перед каждым следующим выходом он внимательно рассматривал свое отражение, приглаживал бороду, взбивал локоны или поправлял костюм. Его радовал не только успех пьесы, но то, что сам лорд Уэстфилд стал свидетелем их триумфа. И еще кое-что. Барнаби Джилл сразу понял, что именно.

— Центр средней галереи. — шепнул он.

— Я так и понял, — кивнул Николас, на мгновение оторвавшись от своего экземпляра пьесы. — Заметил верные признаки.

— Он каждую реплику обращает к ней.

— И получает ответ?

— Ответ! — эхом повторил Джилл со злорадством. — Она то и дело опускает маску и одаривает этого индюка такими страстными взглядами, что он почти дымится. Попомни мои слова, Ник, она знает, как пощекотать ему яйца.

— И кто же она?

— Приготовься! Леди Розамунда Варли.

— Ох!..

Николас подал знак актерам занять места перед выходом, не зная, как реагировать на сообщение Джилла. Слишком тревожной была новость о вероятной любовной связи между Лоуренсом Фаэторном и леди Розамундой Варли. Николас велел лютнисту приготовиться. Джилл продолжал ехидным голосом:

— Воистину любовь и счастье!

— Не забудьте переодеться!

— Похоть и бесчестье!

— Бен! — крикнул Николас. — Приготовься!

— Готов, — грубовато ответил коренастый актер.

— Жене нужно получше следить за ним, — не унимался Джилл. — Есть только один способ обуздать этого жеребца. Марджери стоило бы кастрировать его.

Мимо них прошел Бенджамин Крич с подносом, на котором позвякивали бокалы.

— Первый бокал не забудь предложить Лоренцо.

— Ага.

Когда подали реплику, Крич выпрямился и пошел на сцену. Николас перевернул страницу. Барнаби Джилл отпустил еще пару язвительных комментариев, а потом стал рассматривать других актеров, пока его взгляд не остановился на одном из учеников. Ричард Ханидью, стоя к ним боком, взбивал нижние юбки. Маленькое личико, совсем еще детское, шелковистая кожа…

— Лоуренс идиот, — пробормотал Джилл себе под нос. — Зачем связываться с бабой, если можно получить настоящее удовольствие?

Этот вечер принес Лоуренсу Фаэторну оглушительный успех. Он очаровал зрителей, порадовал хозяина и влюбился. Его охватил пьянящий восторг. На радостях Фаэторн даже заплатил арендную плату Марвуду, что само по себе было из ряда вон выходящим событием. Дальше ему предстояло отвести в сторонку Сэмюеля Раффа и сделать ему предложение, от которого невозможно отказаться. Актер изобразил должное восхищение.

— Это наивысшая похвала для меня.

— Так ты согласен?

— Боюсь, что нет. Мой путь лежит на ферму в Норидже.

— На ферму! — воскликнул Лоуренс с отвращением. — Но почему?

— Я намерен проститься с профессией актера.

— Актеры не уходят из театра, — высокопарно заявил Фаэторн. — Они играют до конца дней своих.

— Только не я, — с серьезным видом ответил Рафф.

— Лучше пасти овец в Норидже?

— Коров. У моего брата молочная ферма.

— Мы просто обязаны спасти тебя от этой участи, мой дорогой друг. Только представь: ты — по пояс в навозе, в окружении мух. Актер не должен ставить на себе крест! — Он фамильярно похлопал собеседника по плечу. — Когда ты собирался уехать?

— Сегодня, сэр. Если бы не та драка в таверне, я был бы уже в пути. Останусь в Лондоне до похорон, это мой долг перед Уиллом.

— У тебя есть и другие долги, — заявил Фаэторн. — Пойти по его стопам. Или вы собираетесь предать друга, сэр?

— Я уже сообщил брату.

— Ну так сообщи, что передумал!

Сэмюель Рафф мало-помалу поддавался на уговоры. Фаэторн подвел его к окну, выходившему во двор. Внизу кипела бурная деятельность: смотрители сцены и поденщики разбирали подмостки. Эта картина взбудоражила Раффа, он отпрянул от окна.

— Николас Брейсвелл настоятельно рекомендует твою кандидатуру, — продолжал Фаэторн, — а я всегда прислушиваюсь к его советам. Ты нужен нам.

— Я не могу остаться, сэр.

— Ты будешь напоминать нам об Уилле…

Рафф задумчиво провел рукой по седым волосам. Решение давалось ему нелегко. Сэмюель уже сделал выбор, а он был не из тех, кто легко передумывает. Внизу все еще раздавался шум, и Рафф украдкой бросил взгляд на улицу. Привычный образ жизни манил его.

— Сколько ты получал в труппе Банбери?

— Восемь шиллингов в неделю.

— Ах! — Фаэторн помолчал немного. Вообще-то он приготовился предложить жалованье в семь шиллингов, но чутье подсказывало, что этот человек стоит дополнительных расходов. — Хорошо, я даю столько же.