Жаркое свидание в Майами - Надин Гонсалес

— Энджел, — снова заговорил Сандро, — я происхожу из семьи художников. Много поколений художников. Они не были знамениты и не получали наград. Они были преданы делу и серьезны.

Прежде чем она успела что-то сказать, он добавил:

— Это не очередная попытка показать мое простое происхождение. Это правда о том, кто я есть.

Остаток пути она почти ничего не говорила. Постепенно напряжение в машине спало. Он чувствовал себя с ней комфортно. Так было со вчерашнего дня. Был ли он разочарован тем, что долгая поездка оказалась не такой уж долгой? Да, особенно потому, что он был уверен: Энджел не пригласит его к себе.

Она жила в поселке под названием Коралловая Гора. Как и ожидалось, она поблагодарила его за поездку и потянулась к ручке дверцы машины.

— Энджел…

Она заставила его замолчать.

— Это бессмысленно, Алессандро. Ты и я… мы вращаемся вокруг разных солнц.

— А почему это проблема? — спросил он, споря, хотя знал, что отпустить ее — это самое лучшее, что можно сделать.

Она снова наклонилась. На этот раз она слегка провела кончиками пальцев по его волосам.

Сандро вздрогнул от ее прикосновения. Он взял ее руку и поднес к губам.

Аромат роз наполнил его ноздри.

— Я рада, что увидела тебя, — сказала Энджел. — Не потому, что меня нужно было подвезти, хотя это очень облегчило мне жизнь.

Мне важно было понять, что произошло сегодня вечером. Спасибо.

Она осторожно высвободила свою руку из его и выскользнула из машины. Сандро смотрел, как она поднимается по лестнице, и ждал, пока в квартире на третьем этаже зажжется свет. Все кончено. Затем он выехал со стоянки и поехал в ночь.

— Энджел! В чем дело? Почему у тебя учащенное дыхание?

Энджел бежала по мосту, когда в ее руке зажужжал телефон. Это была Жюстина Карр. Энджел поправила наушники.

— Я в порядке, Жюстина. Вышла на раннюю пробежку, вот и все.

После беспокойной ночи Энджел не смогла заснуть. Она сменила пижамные шорты на шорты для бега и вышла на рассвете. Одним из преимуществ жизни в Ки-Бискейн была живописная тропинка через мост к песчаному пляжу, который одновременно служил здешним собачьим парком. Пробежка помогала ей привести мысли в порядок, а в этом она сейчас особо нуждалась.

Прошлой ночью она поступила разумно и положила конец их роману — пожалуй, это даже громко сказано. Это была неудачная связь, и вовсе не по тем причинам, в которые она позволила ему поверить.

Да, он скрыл информацию, когда речь шла про картины его деда, и Энджел изобразила понимание и приняла его извинения. Но ее мучило не это.

Она не могла понять странные, если не сказать абсурдные, эмоции по отношению к нему. Вчера она отчаивалась из-за того, что такси не приедет, но стоило увидеть его, и она почувствовала себя в безопасности. Если он здесь, то решит все проблемы.

Что это еще за чепуха в ее голове?

Почему простое слово «привет» из его уст звучит как райская песня?

Почему ей так тепло внутри от одного его взгляда?

Ей нужно было разобраться со своими эмоциями, пока на волне их она не прыгнула на катер, идущий в Фишер-Айленд.

— Вот бы погулять, — задумчиво произнесла Жюстина.

Энджел совсем забыла, что ей звонят.

— Как ты себя чувствуешь?

— Как идиотка, но я выживу.

— Я могу что-нибудь для тебя сделать?

— Ты можешь посетить сегодняшнее мероприятие в «Приливе».

— Почему я должна идти? — спросила она с интонациями маленького капризного ребенка.

— Потому что я не могу!

— Почему Палома не может поехать? Она — менеджер.

— Палома подолгу дежурит в конференц-центре. Потом она встречается с частным клиентом. Кроме того, нам нужен кто-то, кто будет выделяться. Палома почти бесполезна после десяти вечера или ты не заметила?

— Честно говоря, нет.

Жюстина тяжело вздохнула.

— Это Базель, великое время, и мы все должны внести свой вклад. Палома руководит шоу. Я обрабатываю заказы из дома. Это твоя работа — ходить на вечеринки и представлять нас. Мы не можем отсутствовать на таком мероприятии. Мы надеемся, что ты сделаешь фотографии для наших аккаунтов в социальных сетях. И если будешь умницей, то заведешь кое-какие контакты.

— Ладно. Я пойду, — упавшим голосом сказала Энджел.

— Прекрати стонать! — попросила Жюстина. — Если бы я была в твоем возрасте и у меня были бы твои ноги, город лежал бы у моих ног. Не забудь зайти в галерею и забрать приглашение вместе с комиссионными.

— Комиссионные за что?

— Сделка с Карденасом, — ответила Жюстина. — Похоже, пробежка на свежем воздухе пошла тебе не на пользу — ты долго соображаешь.

* * *

Сандро прибыл в галерею на Линкольн-Роуд в начале восьмого. В этот ранний час торговый центр под открытым небом был пуст. Все дизайнерские магазины и рестораны были закрыты, как и Шестая галерея. В дверях его встретила Палома Джентри.

— Спасибо за гостеприимство, — сказал Сандро.

Он специально попросил принять его в раннее время, когда Линкольн-Роуд была пустынной. Он не хотел огласки своей покупки, так как это сделало бы хорошую рекламу Шестой галерее. А он вовсе не хотел так помогать им. Он мог бы послать доверенное лицо, но чувствовал, что обязан перед дедом справиться с этим сам.

— Ничего страшного, — сказала Палома. — Я живу над галереей.

Она заперла за ним стеклянную дверь.

Шестая галерея оказалась меньше, чем он предполагал. Они максимально использовали пространство выставочного зала — картины загромождали стены, а пол был усеян скульптурами и предметами искусства, выставленными на пьедесталах. В кассе был обычный ассортимент открыток и сувениров из Майами-Бич. Он поймал себя на том, что задается вопросом, как Анджелина Луис вписывается во все это.

Палома пригласила его в свой кабинет и предложила кофе, но Алессандро не собирался превращать покупку картины в светский визит. Палома достала картину — маленькую, размером со смартфон.

— Это Ла-Плайя.

Алессандро взял у Паломы холст. Как и следовало из названия, это было изображение пляжа толстыми завитками масляной краски. Небо было туманно-серо-голубым, а на переднем плане волны редели и растекались по белому песку. Чайки, одинокая пальма и маленький дремавший мальчик завершали композицию. Это была фирменная работа Хуана Давида Валеро.

Но что-то было не так с этой картиной. И дело было даже не в размере. Всегда, когда Алессандро касался дедушкиной картины, он словно слышал его голос, чувствовал испачканные краской руки, чувствовал запах скипидара от его одежды. Это было частью какой-то странной связи с дедом, которой, как теперь узнал Сандро, завидовали его брат и отец.