Розовый дельфин - Роман Коробенков

– Если я так силен, – с вызовом вскричал я, сжимая пальцы в гудящий кулак, – значит, мне не составит труда справиться с тобой! Значит, ты не сильнее сотни собак, и я сумею вырвать тебе сердце! – Я дернул синюю ткань, но цикада повисла на ней с другой стороны, не давая возможности схватиться с нею.

– Моя раса умеет коротко глядеть в будущее, совсем коротко, но зато очень далеко, – заскрипела она свои мантры, колющиеся на множество шумных эха. – Иногда я вижу вперед настолько, что далее уже нет ничего, кроме вселенской тишины. И неизвестно, что будет причиной той тишины. И чья тишина наступит раньше. Сделай правильный выбор, мой человек!

– Я убью тебя, – сумрачно дохнул я в синее полотно и бросился сквозь него, пытаясь спеленать нечто.

– Нет, – падая с унитаза, возразило существо. – Меня уже почти нет.

Я рванул штору, она оторвалась. Я рухнул вместе с ней, нанося удар сквозь холодную ткань. И оказался на полу – один. Крышка унитаза была опущена.

Я лежал на стеклянной крупе, и подо мной опять наметилась кровавая лужа.

В тот же миг чья-то вкрадчивая рука пошевелила нехитрый механизм замка дверей в ванной. В измененные четыре стены заглянул человеческий свет.

– Дорогой? – изумленно спросила Алиса, внимательно изучая меня, лежащего на синем полотне, испещренном кровавыми разводами, среди пруда мелкого стекла, в котором массово проецировалась моя нездоровая личность. – С кем ты разговариваешь?

Алиса не осталась довольна разбитым зеркалом, с которым у нее установилась особая связь за недолгое время нашего присутствия.

Я не торопился рассказывать Алисе о странном видении.

На следующий день в милой, когда-то чужой, а теперь ничейной квартире пропала горячая вода, а затем так же загадочно исчезло электричество.

Еще спустя день мы двинулись дальше вверх по безумной вертикали современного города.

Рассвет лукаво выглянул из-за горизонта, ошпарив своими красками внушительный кусок земли, и мельком, вприпрыжку, пробежался по морщинистой ряби инфантильной воды. Подмигнул, чуть зависнув, после чего хлынул по миру, обрызгав вначале ноги, а затем стремительно облив золотистыми тонами наши по-весеннему белые тела. Утвердился первый день лета, необычно теплый, что было заранее разведано посредством достоверных источников. Царило очаровательное безмолвие, редкий погодный штиль, когда даже массе разных людей не казалось необходимым что-либо изменить.

Роскошь этих утренних мгновений мы с Алисой восприняли полной грудью, к тому времени расположившись на бережке местного моря и пометив свою территорию крикливыми полотенцами. Мы внимательно наблюдали, как окружающая реальность из той, где единственным ярким фрагментом был алый педикюр моей возлюбленной, до краев насытилась отчетливым цветом. От этих перемен на наших телах проснулись и ожили все волоски – от мала до велика, приподнялись и замаршировали вперемешку с многочисленной армией мурашек.

Лежать было замечательно радостно, горизонтальное положение дарило потрясающую легкость. Стоило закрыть глаза, и появлялось восторженное ощущение движения планеты, мнилось, что все медленно и верно вращается по своей оси, а ухо слышало шум ветра в шапках далеких деревьев и скрип снега в противоположной точке мира. В такие мгновения формировалась непоколебимая, чуть наивная уверенность в незыблемости мироздания, все виделось вечным, постоянным, подсвеченным красотой и добром.

– Как славно… – протянула Алиса, когда рассвет стал ослепительно-роскошным.

Рыжее золото оттенило густую чернь, вбирая солнечную силу с каждой секундой, повисла сплошная жизненная пауза вне времени. Пребывание на берегу равнялось для нас победе света над мраком.

Алиса была в купальнике в серую полоску, символизирующую тюремную робу, та же расцветка была на моих трусах, ткани в этих предметах использовалось немного. В них рекомендовалось встречать рассвет. Нас позабавило это в магазине – мы столкнулись у прилавка после работы, когда сняли браслеты, охранявшие нас друг от друга. Теперь мы опять попали в своеобразный фокус рассветной идеи, иногда переглядываясь, улыбаясь и действительно напоминая сбежавших к морю заключенных.

Кроме полотенец имелись две книги о разном, кокосовое масло для загара, сицилийское вино и березовый сок. Вино пока скучало в песке, мы пили сок, что легкостью своей содействовал поразительной неге голов и романтичности картинки.

С ним и через него все виделось очень и очень прозрачно.

Не было ни ветра, ни прочих крайностей, клокочущее безмолвие заполнило все щели и впадины приятной видимости, в его розовом масле все грезилось совершенным.

– Правда, – подтвердил я. – Может, натереть тебя маслом?

– Мне кажется, – ответила Алиса, щурясь и закидывая голову, – еще рано… солнца мало еще… оно только претерпевает рождение… хотя… наверное, это будет приятно, а рассвет подожжет мою кожу глянцевым огнем… Но вначале давай попробуем вино. Какая это была хорошая идея – пойти сюда!

Я занялся бутылкой, непринужденными движениями откупорив пробку, и ювелирным кивком зеленого тела одинаково наполнил наши бокалы, прятавшиеся в бумажном пакете.

– За роскошь мгновения, – мигом придумал я тост, с обожанием разглядывая Алису от мерцающих глаз до розовых пят. – А кто-то хотел банально спать… – Бокалы дружелюбно соприкоснулись, почти не оставив звука.

Было примерно шесть утра, дышалось полной грудью, мир был исполнен теплой истомы.

У нас в ногах прижалась крепко к песку безмолвная и серьезная шахматная доска, фигуры на ней разминались каждая на своей изначальной клетке.

Мы выпили по бархатному глотку, после чего Алиса произнесла:

– е2-е4.

В цвете агрессивного апельсина, которым воспользовалось утро, игра выглядела очень важной, хотя никто из нас не боялся проиграть.

– е7-е5, – лениво протянул я печальную маленькую пешку глянцевому квадрату иного местожительства.

Алиса задумалась, потягивая вино и отвернувшись от шахмат.

– Мне сегодня позвонил старый друг, – мечтательно утопая взглядом в рассвете, сказал я. – Он задал интересный вопрос… – Я выдержал паузу, продолжая купаться в свете, одновременно раскаленном и холодном.

– Какой же… – будто и не спросила Алиса, медленно моргая в том же нигде. Пауза ее родилась короткой, но внимательной, а белый конь в тот момент вкрадчиво перебрался с g1 на f3.

– Он рассказал о девушке, – отозвался я тоже спустя паузу, недлинную, но щекотную, – с которой недавно познакомился. Он спросил, стоит ли ему расслабиться и опять отдаться течению чувств. Он боялся, так как недавно закончил сложные отношения, которые выросли в большое дерево из маленького ростка. Он мучился тогда, он страдал, он с трудом накрыл плитой иных событий одержимость…

– Одержимость… – повторила с той же интонацией Алиса, теперь зачарованно вглядываясь в меня.